МЕНЮ МЕНЮ
– знак употребляется в тексте, когда иероглиф не может быть прочитан или верно интерпретирован.
Оглавление
Согласно чжоуской исторической традиции, правителем, открывшим поздний период истории шанцев, был Пань Гэн (около 1300 г. до н.э.). С ним связывали перенос столицы государства в местность, называвшуюся Инь. По свидетельству одного из фрагментов утраченной позднечжоуской летописи «Погодовые записи на бамбуковых планках» (Чжушу цзинянъ), «Пань Гэн… перенес [столицу] из Янь в Бэймэн, который стал называться Инь».
В чжоуских эпиграфических и литературных памятниках этот топоним стал главным обозначением страны Шан и, возможно, самоназванием ее народа. В найденных в 1977 г. близ г. Сианя гадательных текстах владыку этого государства называли ваном (господином) Инь. Судя по надписям на гадательных костях, обнаруженных под Сианем, здесь было место проведения обряда гадания представителями «иньского вана», что может свидетельствовать в пользу того, что в то время этот район (возможно, заселенный чжоусцами) находился под контролем шанских ванов. Однако в текстах, составленных писцами сяотуньского оракула, нет упоминаний столичного города Инь. Здесь ему даются описательные названия: Да и Шан, или «Великое поселение Шан», Тянь и Шан, или «Небесное поселение Шан». Территория, сосредоточенная около столицы, в гадательных текстах называется Чжун шан, или «Территория шанцев, расположенная в центре». Вокруг лежали так называемые «земли» (фан), именовавшиеся по странам света. Вся эта обширная область, состоявшая из центра и четырех окрестных «земель», в гадательных текстах выступает как объект вопросов о видах на урожай. Она и составляла, по-видимому, ту зону, где осуществлялся непосредственный контроль шанских властей.
Единственным источником, который, на наш взгляд, дает возможность достаточно адекватной реконструкции ряда аспектов истории позднешанского общества, являются гадательные тексты. Однако их датировка связана со значительными трудностями, так как в них нет упоминаний имен живых правителей. К счастью, в весьма поздней передаче сохранился полный генеалогический перечень всех шанских ванов — а именно в «Записях историографа» Сыма Цяня (145-88 гг. до н.э.). Он, безусловно, достоверен, так как в большинстве случаев находит подтверждение в данных гадательных текстов, упоминающих всех шанских правителей исторического времени и длинный ряд их предков.
В основе хронологизации и периодизации гадательных текстов лежит анализ ряда особенностей гадательных формул. Так, по характеру ритуализации имен умерших предков, встречающихся в отдельных текстах, можно установить, при каком из позднешанских ванов было совершено данное гадание. А систематизация имен гадателей и наблюдения над эволюцией письма позволили ученым выделить среди известных науке гадательных текстов пять обширных комплексов, каждый из которых относится к определенному периоду –
Таким образом, сумма годов правлений этих девяти ванов образует время активности аньянского оракула и расцвета позднешанской культуры. Хронологически оно соответствует периоду между XIII и XI вв. до н.э. Ни одна из существующих ныне хронологий эпохи Шан-Инь, берущих за основу 1122 или 1028 г. до н.э., которыми Лю Синь (жил в конце I в. до н.э. — начале I в. н.э.) и «Погодовые записи на бамбуковых планках» датировали гибель этой династии и победу Чжоу, не могут быть признаны научными и приняты в расчет в современных исследованиях. Лю Синь, исходивший из упоминания о положении планеты Юпитер в момент решающей битвы чжоусцев с шанцами, оперировал фантастическими календарными расчетами и астрономическими данными эпохи Хань. «Погодовые записи» использовали также позднейшие вычисления, относившиеся к периоду Чжаньго. Неоднократные попытки установить абсолютные даты для позднешанского времени с помощью идентификации лунных затмений, упоминаемых в надписях на гадательных костях, пока что нельзя признать успешными. Они исходят из допущений, что надписи хранят память о ряде реальных астрономических явлений, а не о сфабрикованных знамениях, что в употреблявшийся в позднешанское время шестидесятидневный цикл не вкрадывались ошибки и искажения и т.д., подрывающие веру в надежность полученных данных.
На данный момент наука располагает тремя датированными с помощью радиокарбонного анализа образцами, которые позволяют уточнить общие черты хронологической ориентации позднешанского периода:
Другой особенностью многих гадательных текстов, значительно снижающей их ценность как источника, является то, что они регистрируют лишь обращение шанского правителя к божеству и ответы оракула о возможных результатах тех действий, которые шанцы собираются предпринять. В некоторых случаях записывались и ответы о результатах действий, предпринятых в итоге гадания. Специфичность источника крайне осложняет процедуру извлечения сведений, необходимых для выработки рабочей модели того или иного элемента позднешанских политических и социальных структур. Очевидно, что преодолеть «субъективность» гадательных текстов и превратить информативные части гадательных формул в объективные известия невозможно без предварительного обзора некоторых основных особенностей религиозных представлений шанцев. Это обстоятельство делает необходимым, чтобы воссозданию важнейших черт позднешанской государственности, связанной с нею территориально-административной организации, методов управления и т.д. было предпослано описание позднешанской концепции божеств и их атрибутов, а также всей структуры организованного поклонения «высшим силам».
В пантеоне шанцев сочетались одушевленные явления и объекты природного мира с духами предков. Одному из богов присвоены были функции верховного распорядителя космоса и устроителя божественного и человеческого планов бытия. Известный по гадательным текстам как Шанди, он был первым в ряду тех высших сверхъестественных существ, которых шанцы обозначали термином ди. Основным и наиболее последовательно проводимым в гадательных текстах атрибутом Шанди было господство над божествами небесной сферы: над восточной и западной матерями, которых отождествляют с солнцем и луной, над божествами облаков, ветра, дождя, снега и над земными божествами, ведавшими сторонами света, горами, потоками, а также предками правящего рода. В то же время Шанди мыслился как центр космоса. По четырем направлениям располагали его периферию, управлявшуюся четырьмя фонами, божествами четырех главных сторон горизонта.
Украшение в виде мифической птицы. Нефрит. Из могилы верховной жрицы и воительницы Фу Хао. Шан-Инь. Конец II тыс. до н.э.
Надо сказать, что ориентированность пространства согласно пяти кардинальным точкам составляла существеннейшую черту структуры мира шанских богов. В гадательных текстах владевшие четырьмя сторонами света фаны иногда выступают как властители четырех ветров, игравших столь существенную роль в жизни древних земледельцев.
Согласно шанской религиозной доктрине, Шанди управлял, или, как сказано в гадательных текстах, «отдавал приказания» всем природным стихиям, его воля постоянно проявлялась в человеческих делах, но он был слишком далек от мира людей, и последние не смели прямо обращаться к нему со своими будничными просьбами. Но они могли вступать в контакт с нескончаемым рядом обоготворенных предков правителя, через них передавать Шанди просьбы о ниспослании дождя или мольбы об урожае, просить у них совета, призывать их на помощь. В качестве главнейших посредников между человеческим и сакральным планами бытия люди Шан выделяли группу мифических первопредков правящего рода. В легендарной части родословий шанских ванов они занимали место у самых истоков генеалогического ряда. Древние соединяли в этих сверхъестественных существах черты человеческих предков и природных божеств. В гадательных текстах они чаще всего принимали облик водного потока и горной вершины. Сожжение предназначенных им жертвоприношений указывает, по мнению исследователей, на то, что древние причисляли их к разряду небожителей, единых по своей природе с Шанди. Близость первопредков к Шанди, а также то, что древние видели в них, по-видимому, управителей воды и облаков, объясняет, почему к ним в некоторых случаях обращались как к подателям дождя и урожая.
Проявившаяся в гадательных текстах тенденция к взаимному сближению всех обитателей небесной и земной сфер нашла отражение в позднейших генеалогических легендах, известных в чжоуских версиях, где Шанди сливается с мифическими первопредками и превращается в прямого родоначальника шанцев. Отразившиеся в позднешанской религиозной практике процессы совмещения природных божеств с духами предков привели к возникновению представлений о том, что их функции в мире людей в основном совпадали. Однако в некоторых случаях участие духов предков в человеческих делах носило более сокровенный характер и описывалось в специфических терминах. Так, только духам предков приписывалась способность «пестовать», «оберегать» правителя, его поля и урожай проса.
Духи предков, обладавшие, согласно верованиям шанцев, способностью проникать в обитель Шанди и «гостить» у него, служили как бы связующим звеном между миром богов и миром людей. В гадательных текстах сохранились следы представлений о том, что каждый шанский правитель в период своего земного существования через цепь воплощений был неразрывно связан со всей линией своих генеалогических предков. Особая позиция духов предков правителя подчеркивалась тем, что только им, в отличие от богов природного космоса, приносили в жертву, носившую характер таинства приобщения, домашних животных и людей. В распоряжении современной науки пока что нет данных о присутствии нравственного элемента в религиозных представлениях шанцев. Гадательные тексты не содержат указаний на то, что благосклонность высших сил зависела от личных добродетелей правителя или его приближенных.
В гадательных текстах отразилось убеждение шанцев в том, что мир людей был земным аналогом, земной реализацией мира богов. Средоточием мира людей считали населенную шанцами территорию Чжуншан или Шан, персонифицировавшуюся в личности правителя, который носил титул ван и пребывал, согласно религиозной доктрине, в сакральном единстве с кланом обоготворенных предков.
Существенный элемент картины мира составляла окружавшая центр Шан периферия, которая, как и в мире богов, была ориентирована по четырем главным сторонам горизонта и состояла из четырех «земель», или четырех фанов, — «стран света». Дальнейшая детализация этой картины мира, как свидетельствуют гадательные тексты, была следствием слияния полуфантастической систематизаторской схемы с постоянно расширявшимся реально-географическим кругозором шанцев. На пространстве, занятом «странами света», древние помещали группы малых фанов, представлявших собой как описательно-классификационные единицы (Лунфан — «страна дракона», Юйфан — «страна возниц», Мафан — «страна лошадей»), так и подлинные этнополитические образования — Цюнфан, Цянфан, Цзифан, Туфан, Жэнъфан и т.д. Употребление во всех этих случаях термина фан служило лишь указанием на то, что речь идет о районах, составлявших дальнюю и обычно враждебную периферию шанского мира. Очевидно, что термин фан не имел никакого отношения к структуре тех реальных этнополитических образований, в названия которых он был введен шанцами, и поэтому предложенное некоторыми исследователями толкование его как обозначение рода или племени кажется неправомерным.
Схема сложившейся в шанское время модели мира проявлялась в известных по гадательным текстам элементах реальной территориально-административной организации самих шанских земель. Здесь низшей единицей территориальных объединений было — «поселение». Нет данных об общем числе их в шанских землях. Сохранилась, однако, запись гадания — «В день игуй… не разрушат ли сорок поселений?», — которая свидетельствует, что количество таких единиц исчислялось десятками. Столица шанцев была центром, вокруг которого располагались четыре периферийные области — би, обозначенные по четырем главным сторонам горизонта. Это утверждение можно проиллюстрировать рядом гадательных текстов: «Гадание в день цзисы, гадатель спросил, приказать ли быть в южном би», «Дайфан напало на двадцать поселений [западного] би, в день гэнъинь дождь пришел с юга». Следует сказать, что присущее мышлению шанцев стремление к иерархическому членению ойкумены на центр и периферию, к ориентации ее элементов по пяти кардинальным точкам нашло широкое отражение в шанской географической номенклатуре.
Ритуальный топор для человеческих жертвоприношений. Бронза. Позднешанский период.
Ареал распространения шанских владений занимал земли провинции Хэнань. За его пределами, между собственно землями Шан и поясом фанов, трактовавшимся в гадательных текстах обычно как враждебная сила и источник тревог, лежал ряд областей, над которыми шанские ваны осуществляли прямой или косвенный административный контроль.
Все эти области, а также целый ряд местностей с шанским населением современные исследователи склонны рассматривать как территории «родовых коллективов», их начальников при этом считают «главами родов». Несомненно, что некоторые из числа топонимов, ставших известными в шанское время, были теснейшим образом связаны с жизнью определенных кровнородственных объединений. Так, среди иньских (шанских) кланов, упоминаемых чжоускими историографами, есть клан Сяо. В свою очередь, в гадательных текстах встречается обозначенная упрощенной формой того же иероглифа местность Су, населенная, очевидно, представителями этого клана. Вряд ли, однако, при отсутствии какой-либо дополнительной информации допустимо делать окончательные выводы о характере социальной организации всех ее жителей. Что же касается местной администрации, то, по данным гадательных текстов, власть здесь одно время принадлежала посланному из центра наместнику, в роли которого выступал сын вана по имени Цзы Су. Вообще в шанское время практика поручать представителям царского рода управление областями была широко распространена.
Из гадательных текстов известно, что управителем плодородной области Цюе, расположенной, по определению Сиракавы Сидзуки, на месте современного уезда Вэньсянь (провинции Хэнань), был младший брат вана У Дина. Сама область Цюе входила в систему шанского военно-административного контроля, о чем свидетельствует размещение в ней посланных из центра военных отрядов: «Гадание в день моуцзы. Приказать ли… отправиться в Цюэ и стать там лагерем».
Аналогичным было административное положение и ряда пограничных областей. Об этом можно судить по сохранившимся донесениям о вторжениях враждебных фанов. Эти донесения поступали в шанскую столицу и здесь вводились в гадательные тексты, чтобы стать предметом обсуждения с оракулом. В качестве примера можно привести фрагменты гадательных записей, относящихся к области Ю (у северных отрогов хребта Тайхан):
«На девятые сутки в день синьмао действительно пришла беда с севера. Из Ю царская жена Жань сообщила: „[Люди из племени] туфан напали на наши поля, [захватили] десять человек…”»;
«Гадание в день гуйчоу, гадатель Чжэнь спросил, будут ли утраты и печали в [новой] декаде. На четвертые сутки в день гэншэнъ опять пришла беда с севера. Царский сын сообщил: „В минувший день цзячэнъ [племя] фан вторглось в Ю, захватило пятнадцать человек”».
Следовательно, в период, к которому относятся данные сообщения, власть здесь находилась в руках жены и сына вана У Дина. Материалы из найденной на сяотуньском городище ямы-архива YH 127 указывают на то, что ряд местностей, располагавшихся в непосредственной близости от враждебного шанцам народа жэньфан, локализуемого на границе провинций Шаньси и Шэньси, в долине р. Вэй, при предпоследнем шанском правителе Ди И также находились в ведении назначенных из центра администраторов.
Среди шанских пограничных областей были и такие, которыми управляли местные владетели. Это относится к Си, которую обычно локализуют на землях уезда Шаньсянь (провинции Хэнань). В гадательных текстах с этой областью связана деятельность Си Чжэня, бывшего центральной фигурой антитуфаньских военных экспедиций при У Дине, и его наследника Си Хо. Судя по их именам, они происходили из местной знати. Определить их политический статус не представляется возможным. Очевидно, что они официально разделяли шанскую религиозно-политическую доктрину и признавали шанскую систему ценностей. Известен фрагмент гадательной надписи, упоминающей об участии Си Чжэня в жертвоприношениях предкам шанского вана. Известны его доклады шанскому вану, которые он, подобно ванским наместникам в Ю, должен был регулярно представлять в столицу: «Си Чжэнь сообщил: „Туфан напало на нашу восточную пограничную территорию, разрушило два поселения. Туфан также напало на поля нашей западной пограничной территории”». Си, в которой административное деление было построено по шанскому образцу, судя по всему, входила в состав шанской государственности не на правах свободного федерата, а как подчиненная структурная единица.
Ритуальный сосуд с орнаментом в виде маски таоте. Эпоха Шан-Инь. Конец II тыс. до н.э.
Владетелям территорий, расположенных на периферии шанского мира, которые признали гегемонию шанского вана, участвуя в государственном культе, шанцы присваивали титул хоу. Информация, имеющаяся в распоряжении современных исследователей, не дает основания для вывода о том, что периферийные хоу были главами союзных шанцам родо-племенных образований. Подчиненное положение владетелей пограничных областей выражалось в том, что они были обязаны регулярно присылать шанскому вану дары, предназначавшиеся для жертвоприношений его предкам, а также выставлять военные отряды для участия в походах против враждебных фанов. Среди многочисленных серий гадательных записей, касающихся пограничных областей, вопрос о том, получат ли шанцы в свое распоряжение пограничные отряды, встречается едва ли не чаще всего.
Существовала еще одна форма реализации территориального верховенства шанских ванов. Во все периферийные по отношению к шанскому центру области регулярно направлялись посланцы вана, с тем чтобы в специально выбранных пунктах совершать жертвоприношения обожествленным предкам шанского правящего рода. Приведенные выше свидетельства о появлении в позднем Шан первых попыток ориентации на формально классифицированные критерии в географических описаниях (членение земель Шан и пограничных областей на центральные и периферийные районы), а также данные о создании разных форм управляемой из центра местной администрации указывают на то, что процесс формирования территориально-административной структуры, характерной для общества публично-правового типа, уже начался.
Одновременно с этим хорошо известны указания источников на сохранение в позднешанском обществе определенного комплекса патриархальных отношений и кровнородственных уз. Рядом историков, изучавших сведения гадательных текстов, было отмечено, что подавляющее большинство шанских имен совпадает с географическими названиями. Эта закономерность проявлялась на протяжении столетий. Она, как полагают, отражала обычную для общества, сохраняющего элементы родовой организации, устойчивую связь членов рода с определенной местностью. Следовательно, в позднем Шан наряду со складывавшимися территориально-административными объединениями продолжал жить старый, традиционный тип общественных связей. Подобный дуализм отражал противоречивость и многоликость форм социально-политического развития позднешанского общества. Наиболее отчетливо динамические сдвиги и возникновение качественно новых явлений обнаружились в сфере управления этим обществом. На базе серий однозначно интерпретируемых гадательных текстов здесь можно определить ряд уровней, где общественные институты, присущие родовому устройству, были уже заменены коллегиями должностных лиц, представлявших господствующую верхушку во главе с ваном, и где появились совершенно новые органы принудительной власти, обособленные от народа.
Ритуальный сосуд для вина в виде синкретического животного: дракона, тигра, змеи, совы. Бронза. Сяотунь. Хэнань. Вторая половина II тыс. до н.э.
Протекавший в позднешанское время процесс организационного оформления господствующего класса, выделившегося в результате роста имущественной и социальной дифференциации, был теснейшим образом связан с формированием древнейшей религиозно-политической доктрины. Так, представление о личности вана как средоточии земного мира, как гаранта его гармонического существования определило ряд характерных особенностей конституирования господствующего слоя, создания корпорации профессиональных управителей в позднем Шан. Восприятие этого идеологического представления было одним из необходимых условий допуска в корпорацию. В позднешанское время большинство должностных лиц, составлявших администрацию вана, обозначались изобразительным иероглифом чэнь, представлявшим собой схематический рисунок широко раскрытого глаза. Он означал не юридическое состояние подданства и не объект власти, как впоследствии, а постоянный надзор за всем, что производилось по приказу вана. Среди этих «надзирателей» наиболее распространенными были два типа титулов:
Очевидно, что содержание данных титулов прямо указывает на характер и продолжительность контакта тех или иных групп представителей господствующего класса с ванами.
Действительно, титулы второго типа применялись по отношению к давно умершим слугам прежних правителей, которые прославились своей преданностью и умом. Согласно поверьям того времени, между ними и рядом обоготворенных представителей ванского рода существовала давняя сакральная близость, что делало их также объектом поклонения. В сравнении с ними все находившиеся в непосредственном подчинении у живого вана, независимо от их реального возраста, считались молодыми слугами, только что вступившими в контакт со своим повелителем. Социальный статус малых чэней был достаточно высок. Надпись на позднешанском бронзовом сосуде Сяочэнъ У дин свидетельствует, что в их число входили ближайшие родственники вана. Административные функции малых чэней были многообразны: они руководили сельскохозяйственными работами, участвовали в военных походах, надзирали за колесницами и лошадьми, выступали в роли гадателей и т.д.
По шанским текстам известна еще одна категория профессиональных управителей, тесно связанных с персональным культом вана и его предков. Их обозначали иероглифом я, представлявшим в то время символическое изображение модели мира, погребальной камеры и храма с жертвенником. Записи гадателей упоминают, что их обязанностью было участие в особом ритуале, имевшем целью «пестовать и оберегать вана». Однако в действительности они, как и малые чэни, осуществляли от имени вана административный контроль в самых различных сферах социально-экономической жизни позднешанского общества. Имеются известия о том, что им подчинялись отряды подневольных людей, использовавшиеся как на различных работах, так и для военных целей. В одной из надписей читаем: «Гадали в день линъю, следует ли управителю я по имени… с отрядом [подчиненных ему людей] отправиться в Цун? [Божество] согласно».
Характерной чертой централизованной системы управления и надзора в области земледелия, являвшегося основой общественного производства шанцев, была ее теснейшая связь с различными религиозно-магическими ритуалами. Так, наряду с регулярными «инспекциями полей», имевшими целью знакомство на местах с состоянием почвы и других природных факторов, ван и его агенты осуществляли «инспекции быков», в ходе которых наблюдали за подготовкой жертвенных животных к соответствующим обрядам. Возможно, что сама позиция вана в роли верховного распорядителя всех трудовых процессов, связанных с возделыванием земли, посевом или сбором урожая, рассматривалась как атрибут приписывавшихся его личности магических мироустроительных способностей. В целом ряде случаев тексты говорят о ванах как об участниках этих трудовых процессов. Составлявшие тексты гадатели имели, по-видимому, в виду выполнение ванами определенных функций при отправлении соответствующих земледельческих культов и магических обрядов типа сакральной пахоты. Что касается реального руководства полевыми работами, то ваны осуществляли его обычно через подчиненных им должностных лиц — через малых чэней или просто «управителей» без определенного звания. Перед тем как отдать распоряжение о начале очередного цикла работ, в каждой обширной области шанских владений или в каждой местности советовались с оракулом:
По гадательным записям известно о производившейся под контролем властей «обработке посевов проса» в Дун, Гун и Лунъю, «сборе урожая» в Цзин, «выпасе скота» в Шан, «уборке сена» в Юн и т.д. Данные из архивов гадателей позволяют высказать ряд соображений о характере всех этих работ. Для их выполнения, по-видимому, привлекалось не все земледельческое население указанных местностей, а лишь часть его. Сохранилась запись гадания, в ходе которого с оракулом обсуждался вопрос, настало ли время собирать рабочую силу: «Гадатель X спрашивает, следует ли вану обнародовать великое повеление людям, [приписанным] к чжунам, гласящее: „Трудитесь совместно”? Они соберут урожай». Использованный в этом тексте иероглиф чэкун, представлявший собой крайне упрощенный рисунок группы людей, занятых полевыми работами, в позднешанское время выступал как обозначение отряда крестьян, следовавших за должностным лицом.
Ритуальный сосуд для вина с орнаментом в виде птиц и драконов. Бронза. Нинсян. Хунань. Вторая половина II тыс. до н.э.
Есть упоминания о том, что в некоторых случаях контроль за работой таких отрядов осуществлял сам ван: «[Гадание] в день моуинъ. Гадатель Бинь спрашивает, следует ли вану отправиться с чжунами обрабатывать посевы проса в Цзюн?» Однако обычно в роли надзирателей надписи упоминают малых чэней: «Следует ли сяочэнь (малым чэням) приказать, чтобы чжуны обрабатывали посевы проса? Первая луна». Земледельческие чжуны могли включать сотни и тысячи работников. На это указывает, в частности, содержание одного фрагментированного гадательного текста: «[Гадание] в день синъчоу. Гадатель… следует ли три тысячи человек привлечь к полевым работам?»
Централизованный контроль за работой чжунов, по-видимому, предполагал централизованное снабжение их инвентарем. Данное предположение подтверждается материалами сяотунского городища. Сельскохозяйственный инвентарь здесь находят обычно крупными партиями, В одной из землянок-хранилищ Сяотуня было обнаружено более сотни каменных серпов, а семь зольников, раскопанных в 1929-1932 гг., содержали около 3600 таких серпов. Это, несомненно, остатки того инвентаря, который распределялся между отрядами земледельцев во время уборки урожая. Большие группы чжунжэнь, т.е. «людей, приписанных к чжунам», трудившиеся, как сказано в одной из надписей, «совместно», должны были обрабатывать достаточно обширные участки земли, которые целиком находились в ведении центральной власти. Косвенным свидетельством существования подобных «казенных полей» в разных районах шанских владений служит следующее обстоятельство. Анализ гаданий о предстоящем урожае показывает, что шанских должностных лиц часто интересовали прогнозы, касавшиеся не всех земель данной местности, а лишь определенных полевых участков, часто имевших собственные названия. Например, фрагменты № 1926, 1932 коллекции университета г. Киото содержат серию однотипных записей:
на южном поле, соберут урожай зерна».Поля, являвшиеся предметом особого интереса официальных гадателей, принадлежали, по-видимому, к царскому земельному фонду. Сведения о происхождении и статусе последнего почти полностью отсутствуют. Известен лишь текст, из которого следует, что одному из управителей ван хотел поручить «сделать большое поле». Очевидно, последнее выражение предполагало, что должностное лицо вана должно было вместе с врученным ему отрядом государственных работников освоить какие-то пустые земли и превратить их в «царское поле».
В эпоху Шан в области централизованного ведения земледельческого хозяйства раньше всего появились специализированные должности и ведомства. Тексты упоминают должностных лиц, имевших весьма выразительные названия:
В разных районах шанской державы они следили за организацией труда земледельцев на казенных полях. В центре и на местах через них, очевидно, осуществлялся непосредственный контроль за сбором рабочей силы, занятой в царском хозяйстве, а также проводилась выдача чжунам орудий труда, семян и продовольствия. Однако объем управленческого труда в царском хозяйстве был настолько велик, что к нему могли привлекаться не только представители специальных ведомств, но и самые различные лица из числа непосредственных исполнителей воли вана. Так, царские полевые работы в столичной области и в окрестных районах исполнялись с участием представителей ближайшего окружения вана. Сохранился гадательный текст, содержавший вопрос: «Следует ли… призвать царскую жену Цзин, чтобы [обрабатывала] посевы проса в Шан?». По мнению одного из современных исследователей, Цзин, являвшаяся женой шанского правителя У Дина, должна была возглавить своих сородичей для работы на столичных полях. Такое предположение маловероятно. Действительно, упомянутая в цитированном тексте царская жена, судя по ее имени, происходила из области, расположенной к северу от Хуанхэ, далеко от центра шанской цивилизации. Более адекватным представляется истолкование данного текста в том смысле, что царской жене Цзин, выступавшей здесь в роли представителя центральной власти, что было делом обычным в шанское время, хотели поручить руководство отрядом местных земледельцев, выделенных для работ на столичных полях. Именно об этих полях, а не о собственной земле царской жены Цзин, как полагают некоторые авторы, идет речь в следующем гадательном тексте: «[Гадание] в день ичоу. Гадатель спрашивает, будет ли урожай на полях царской жены Цзин».
Ритуальный сосуд в виде совы — охранительницы могил. Бронза. Эпоха Шан-Инь. Конец II тыс. до н.э.
Много гаданий, относящихся ко времени У Дина, посвящены вопросу о том, будут ли дожди в области Цзы, где, по-видимому, также имелись поля, урожай с которых принадлежал вану. Сохранились упоминания, что надзор за обработкой их осуществляло несколько должностных лиц, один из которых хорошо известен в качестве члена коллегии гадателей У Дина: «[Призвать ли] да еще Цюэ и Фу для полевых работ в Цзы? Получат урожай. Гадание в день динъю. Гадатель Чжэн спрашивает, призвать ли Фу, чтобы [обрабатывал] посевы злаков в Цзы? Получит обильный урожай». Разумеется, упомянутые здесь люди не сами трудились в царском хозяйстве, а лишь ведали группами сельского населения, связанного системой простых повинностей с домом вана. Аналогичным образом была организована обязательная работа на дом вана и в местности Мин: «[Гадание в день цзимао]. Гадатель Цяо спрашивает, не призвать ли Лэя для полевых работ в Мин».
Приведенные выше сведения отражают одну из древнейших стадий процесса становления государственного аппарата, когда имелись лишь примитивные органы управления, представленные отдельными, мало связанными между собой должностными лицами. Значительное число последних состояло из исполнителей воли вана без определенных постоянных функций. Однако уже появились должности, названия которых отражали обязанности исполнявших их чиновников. Восстанавливаемая по гадательным записям география «царских полей» указывает на распространенность и стабильность контролируемых из центра земледельческих хозяйств. Сбор рабочей силы для этих хозяйств осуществлялся скорее по территориальному, чем по родо-племенному принципу.
Наличие в архивах сяотуньских гадателей большого числа текстов, которые содержали вопросы к богам, посвященные организации обязательных работ для дома вана, свидетельствует о значительности той роли, которую играло в эксплуатации земледельцев позднешанское государство и стоявший во главе его ван.
В гадательных текстах непосредственные производители упоминаются почти исключительно в качестве членов чжунов. Вопрос о социальном содержании работ, выполнявшихся чжунами, привлекал внимание исследователей. Среди них есть немало сторонников той точки зрения, что чжуны были группами рабов. Однако в гадательных текстах неоднократно встречается упоминание о том, что члены чжунов выполняли государственные обязанности свободного населения и использовались как воины, несшие пограничную службу. Это явствует, например, из содержания надписи на фрагменте № 2142 из коллекции университета г. Киото: «Если созовем пограничную стражу для защиты от цянов и фонов в Цзуи, то нанесем ли ущерб цянам и фонам, не потеряем ли чжуны?»
Сохранилась фрагментированная надпись, содержащая указание на то, что чжуны во главе со своим начальником участвовали в жертвоприношениях в храме одного из предков шанских ванов. В некоторых случаях гадательные тексты, говоря о чжунах, выступавших как военные отряды, упоминают и те местности, где они были собраны. Например: «[Гадание] в день динхай. Следует ли вану отдать приказ, чтобы Би с чжунами из выступил против [страны] Чжаофан). Из подобных сообщений следует, что во главе периферийных чжунов стояли не местные предводители из родо-племенной верхушки, а назначенные сверху военачальники, известные по другим надписям в качестве постоянных исполнителей военно-административных поручений вана. Судя по другой надписи, сам сбор чжунов, обсуждавший вопрос, не послать ли военачальника вана, чтобы «отобрал [воинов] в Фу», также проходил под непосредственным контролем властей. Встречающийся в шанских текстах термин ванчжун — «ванские чжуны» — применялся как другое название для цзу, военно-корпоративных объединений, связанных с домом вана. Последние, подобно чжунам, могли быть использованы в качестве самостоятельных военных отрядов или же пограничной стражи. В источниках есть указания, которые могут быть истолкованы как свидетельства совпадения цзу с территориальными подразделениями. Упоминаются, например, поселение Ю и цзу того же названия. Однако вряд ли допустимо из подобных указаний делать вывод о совпадении цзу с какими-либо элементами родо-племенной организации.
Известны случаи, когда воины, входившие в цзу, очевидно, не были связаны родственными узами. Таковы отряды, называвшиеся доцзыцзу, которые объединяли молодых знатных заложников из подвластных владений и юношей из шанского правящего рода. Несомненно, что в подобных случаях за термином цзу не могли скрываться патрилинейные родственные группы. Вообще среди форм военной организации, известных по гадательным надписям, нет таких, которые бы строились на основании родо-племенных принципов. При составлении текстов, связанных с формированием больших ополчений, писцы позднешанского оракула вообще опускали и географические, и любые иные характеристики собиравшихся по всей стране отрядов, давая их воинам обобщенно-обезличенное наименование ванжэнь — люди вана: «[Гадание] в день динъю. Гадатель спрашивает, выставить ли этой весной пять тысяч людей вана, чтобы наказать Туфан! Будет им удача?» Таким образом, люди вана входили в состав армии со стабильным числом воинов. В надписях упоминаются и более мелкие подразделения, также обладавшие постоянным численным составом. Ополчение вана обычно делилось на левый, центральный и правый отряды. Ими предводительствовали не местные вожди, а имевшие особые титулы военачальники вана. В этих особенностях военно-организационной структуры отчетливо выступают черты, присущие армиям раннеклассовых обществ. Такое заключение заставляет с осторожностью отнестись к распространенному мнению, что в позднешанском обществе во всех сферах жизни господствовали первобытно-общинные отношения и родо-племенная организация. В данных надписей историк находит целую иерархию управителей во главе с ваном, представлявшую господствующий класс и захватившую ключевые позиции не только в сфере эксплуатации непосредственных производителей, но и в военном деле.
Меньше ясности в вопросе о положении основной массы населения позднешанской державы. Гадательные тексты из-за специфики своего содержания дают крайне мало для раскрытия социальной сути внеэкономического принуждения, которому оно подвергалось, а также для реконструкции его правового статуса. Анализ гадательных надписей, касающихся организации работ на «царских полях», показывает, что основная тяжесть здесь, по-видимому, ложилась на крестьян-общинников, обязанных трудиться в течение определенного срока в составе чжунов. Это, однако, вовсе не исключало возможность использования в различных работах на дом вана отрядов, состоявших из рабов.
В социальной лексике гадательных текстов нет слова, которое можно было бы с достаточной долей уверенности считать обозначением раба. Однако в известиях о походах шанцев против окружавших их племен сохранились упоминания о захвате в плен вражеских воинов и невооруженных жителей. В некоторых надписях говорится о тысячах захваченных. Плен, как известно, повсюду был самым ранним источником рабства. В шанском Китае пленных в первую очередь приносили в жертву духам предков правящего рода, но какую-то часть этих выходцев из других общественных групп, очевидно, превращали в подневольных работников. Среди гадательных записей, посвященных цянам — скотоводам, жившим на западных границах шанской державы, неоднократно встречаются вопросы об использовании пленных, принадлежавших к этому народу, в качестве конюхов и загонщиков в царском хозяйстве и царской охоте. Например:
В 1971 г. в Хоугане близ Аньяна в родовой могиле представителя господствующего класса было обнаружено насильственное сопогребение раба. Состояние костяка последнего свидетельствует, что у него еще при жизни была ампутирована нога. Полагают, что этот раб подвергся особому наказанию, включавшему отрубание ноги, о котором много рассказывают более поздние источники. Данное обстоятельство заставляет вспомнить об одном иероглифе надписи № 1688 коллекции университета г. Киото и надписи № 1178, изданной в «Продолжении [публикации] сохранившихся гадательных костей». Он похож на схематический рисунок человека, которому отрубают ногу. Эпиграфисты считают, что этот иероглиф означал наказание, применявшееся к рабам, и предлагают следующим образом толковать надписи:
Аналогичные гадания есть среди надписей, изданных еще Ло Чжэньюем. В них предмет гадания обозначен иероглифом цзай, впоследствии применявшимся к чиновникам высшего ранга. Здесь он употреблен по отношению к лицам рабского состояния, жизнью которых целиком распоряжалось государство. Так, в гадательных записях читаем:
Вообще среди позднешанских гадательных надписей, происходящих из Сяотуня, очень большое число было продиктовано заботой властей, не наступил ли подходящий момент для уничтожения очередной группы рабов, предназначенных одному из шанских божеств. Способы уничтожения бывали различными (отрубание головы, сожжение, закапывание), в зависимости от характера божества, которому они предназначались. Последовательность этих жертвоприношений поддерживалась регулярно, независимо от того, вели ли шанцы в это время удачные войны или нет. Следовательно, в распоряжении центральных властей должны были постоянно находиться большие массы рабов, которые обычно, по-видимому, занимались различной производительной деятельностью, а при необходимости приносились в жертву.
Становление шанских военно-административных органов было неразрывно связано с постоянно возраставшей внешней активностью ванов, стремившихся включить в систему своего властвования как можно больше периферийных родо-племенных групп и раннегосударственных образований. Постепенно, круг за кругом, шанцы устанавливали свой контроль сначала над ближней, а затем и над дальней периферией, навязывая соседям свои символы власти, превращая их в регулярных данников и в ударную силу военных походов против непокоренных и отложившихся. Судя по гадательным текстам, были периоды, когда военно-политическая экспансия шанских правителей в землях дальней периферии осуществлялась особенно активно. Например, XIII-XII вв. до н.э. связаны с превращением в подвластную область владения Чжоу, в районе современной провинции Шаньси. Годы правления ванов У Дина и Линь Синя связаны с грабительскими экспедициями в земли цянов, располагавшиеся на юге провинции Шаньси и на востоке провинции Шэньси. В середине правления У Дина были предприняты военные действия против страны Туфан. Конец его правления отмечен присоединением независимого владения Ю. Во главе этой области был поставлен хоу, целиком подчинявшийся шанцам. Современными исследователями собраны и систематизированы серии гадательных записей, относящихся к двум продолжавшимся по нескольку месяцев походам против страны Жэньфан (1084-1080 гг. до н.э.). Ведение этих кампаний, имевших целью превращение обширных земель страны Жэньфан в объект планомерной эксплуатации, разные историки приписывают либо вану Ди И, либо Ди Синю.
В истории позднешанской администрации периоды успешного расширения внешнего влияния обычно сменялись периодами упадка и раздоров, когда число «союзников» и «слуг» быстро падало, а число врагов становилось угрожающим. В такие моменты шанская система властвования обычно избегала гибели только путем натравливания одних союзов племен и раннегосударственных образований на другие. Однако в годы правления Ди Синя, когда пришлось вести изнурительную, длившуюся почти год войну с владением Юйфан, располагавшимся у самых границ шанской державы, а также с рядом других владений, это средство перестало давать необходимый эффект. Против Ди Синя выступила могущественная коалиция во главе с вождями владения Чжоу, которая сокрушила шанскую систему властвования и положила конец гегемонии шанских ванов в бассейне Хуанхэ.
Расскажи друзьям:
Оцени:
(3 гол., ср.:3,67 из 5)
Загрузка...
