МЕНЮ МЕНЮКризис, охвативший Восточное Средиземноморье в XIII—XII вв. до н.э., отразился и на Финикии. Вторжения еврейских и арамейских племен сократили территорию ханаанеян, которые все более концентрировались в самой Финикии. Во время одного из набегов филистимлян был разрушен Сидон, жители которого переселились в Тир. Но все же Финикия оказалась меньше, чем многие другие страны этого региона, задета событиями. Они даже пошли ей на пользу. Гибель одних и упадок других великих держав привели к временному расцвету мелких государств, в том числе финикийских городов-государств, освободившихся от египетского господства.
Финикийский морской бог. Терракота. VI в. до н.э.
К северу от Финикии погиб Угарит. Тир, который и до этого, вероятно, активно участвовал в западных связях Восточно-средиземноморского побережья, теперь стал главным центром западной торговли и западных путешествий. К тому же именно в этом городе после временного разрушения Сидона собралось особенно много населения, и это демографическое напряжение надо было «снять» выселением части «лишних» людей за море. Это и вызвало начало активной колонизационной деятельности Тира. В результате первого этапа колонизации в разных местах Средиземного и Эгейского морей возникли тирские колонии. Золото и серебро, притекавшие в Тир из отдаленных районов Западного Средиземноморья и севера Эгеиды, обогатили этот город. Тир стал «Лондоном древности». Он сохранил положение крупного торгового центра и после того, как финикийцы были вытеснены из Эгейского моря. Это не помешало активной финикийской торговле с Грецией. Торговля же с западом в значительной степени обеспечивалась сохранившейся сетью факторий и колоний. Эти колонии стали частью Тирской державы, выплачивая дань тирскому царю.
В X в. до н.э. царь Тира Хирам заключил союз с царями Израильско-Иудейского царства Давидом и его сыном Соломоном. Тирский царь поставлял в Иерусалим лес для строительства дворцов и храма и ремесленников, строивших вместе с подданными Соломона Иерусалимский храм. За это он получал из Палестины хлеб, вино и масло, что было чрезвычайно важно в условиях постоянной нужды Финикии в пищевых продуктах. Не меньшее значение имело и создание торгового «сообщества» между монархами. Корабль Соломона был включен во флот Хирама, торгующий с далеким Таршишем в Южной Испании, и оттуда доставлялись и в Финикию, и в Палестину золото, серебро, ценимые при восточных дворах экзотические животные и птицы. Взамен тирский царь получил доступ к порту Эцион-Гебер на Красном море и тем самым возможность плавать в богатый золотом Офир, точное местонахождение которого неизвестно, но который располагался, вероятнее всего, где-то в районе выхода из Красного моря в Индийский океан.
Золотая ручка для чайника, со стеклянной вставкой. 600-500 гг. до н.э.
После распада единого древнееврейского государства Тир продолжал контактировать с северным царством — Израилем, да и на юге тирские купцы еще пользовались караванной дорогой от Газы до берега Акабского залива, судя по находкам вдоль дороги надписей этих купцов. Обширная торговля с Таршишем и Офиром, господство над далеко раскинувшейся колониальной державой давали тирским царям много средств и способствовали превращению Тира в сильнейший город южной Финикии. В результате возникает в той или иной степени господство этого города над другими городами-государствами зоны, включая восстановленный после филистимского набега Сидон.
Традиционная точка зрения заключается в том, что в IX или даже еще в X в. до н.э. возникло объединенное Тиро-Сидонское царство. Его царь выступал в первую очередь как «царь сидонян» (так он именуется не только в одной из библейских книг и в анналах ассирийских царей, но и в посвятительной надписи царского наместника), но столицей его был Тир. Сравнительно недавно было высказано другое мнение: в южной части Финикии возникла федерация городов, возглавляемая Тиром.
Финикийская благословляющая богиня. VIII в. до н.э.
Богатство и внешний блеск Тира скрывали острые внутренние противоречия. Там развернулась ожесточенная социальная и политическая борьба. Внук Хирама, Абдастарт, был убит сыновьями своей кормилицы, и старший из них, возведенный на престол, царствовал 12 лет. После этого он, в свою очередь, был устранен, и на трон, видимо, вернулась прежняя династия, представленная еще тремя монархами. Но последний из них, Фелет, также был свергнут и убит, а власть захватил жрец Астарты Итобаал, ставший основателем новой династии. Выступление Итобаала отражает борьбу между царской властью и, по-видимому, довольно могущественным жречеством. Другое же подобное столкновение, происшедшее при правнуке Итобаала, Пигмалионе, привело на этот раз к победе царя и казни жреца Мелькарта Ахерба. Вдова Ахерба и сестра царя Элисса с группой знати, поддерживавшей ее и ее покойного мужа, бежала из Тира и стала основательницей Карфагена в Африке.
Основание Карфагена вписывается в уже начавшийся второй этап финикийской колонизации. Сама же колонизация (на этом этапе) была вызвана как общеэкономическими причинами, так и конкретными социально-политическими, сложившимися именно в Тире. В первую очередь это та внутренняя борьба, о которой сейчас идет речь. Против царя выступала довольно значительная группа знати. Эти люди вовлекли в свою борьбу и «плебс», т.е. низшие слои общины. Возможно, к ним относились те тирские «земледельцы», которые, вероятнее всего при Итобаале, поднялись с оружием в руках. Их требованием были новые земли в колониях. Потерпевшие поражение в этой борьбе аристократы вместе с частью поддерживавшего их «плебса» выезжали за море и создавали там новые поселения. Это было, видимо, выгодно и царям Тира, которые таким образом избавлялись от внутренних врагов и потенциальных соперников. Недаром именно Итобаал, правивший в первой половине IX в. до н.э., приступил к основанию новых городов, создав Ботрис в самой Финикии и Аузу в Африке, рассчитывая, возможно, отправить туда своих врагов.
Финикийская или карфагенская стеклянная подвеска в форме головы. IV-III вв. до н.э.
Явившись следствием острой политической ситуации в самом Тире, колонизация в то же время в целом отвечала интересам правящих кругов этого города, и не только его. Надо учитывать роль Тира в экономике тогдашнего Ближнего Востока. Со времени первого этапа колонизации Тир являлся главным пунктом связи Передней Азии с обширными и богатыми районами Западного Средиземноморья. Между тем на Ближнем Востоке экономическое развитие достигло такого уровня, что потребовалось объединение в рамках единых империй различных экономических районов. Колонизация явилась средством подключения к ближневосточной экономике ресурсов тех стран, которые оказались вне непосредственной досягаемости имперских владык. Но это, обогащая финикийские города, особенно Тир, создавало и большую опасность для них. Не имея возможности захватить непосредственно Таршиш или Северо-Западную Африку, Сардинию или Сицилию, имперские владыки стремились установить свой контроль над той страной на Востоке, куда преимущественно приходили эти западные ресурсы, т.е. над Финикией. Упадок Египта не позволил этой стране восстановить ту политическую роль, какую она играла в эпоху Нового царства.
В это время Библ оставался главным пунктом финикийско-египетских контактов, но на этот раз независимым от фараонов. В первой половине XI в. до н.э. царь этого города Чекер-Баал, предшественники которого пресмыкались перед фараоном, гордо утверждал независимость не только свою, но и своего отца и деда. Первые фараоны XXII династии, может быть, попытались восстановить политический контроль над Библом, но неудачно: если такой контроль и существовал (об этом в науке спорят), то очень короткое время, едва ли дольше правления первых двух фараонов этой династии — Шешонка I и Осоркона. Гораздо большая опасность надвигалась на Финикию с востока. Это была Ассирия.
Золотая голова египетского божества Беса который был популярен у финикийцев. Ок. VI-V вв. до н.э.
Еще на рубеже XII—XI вв. до н.э. Тиглатпаласар I получил дань от Библа, Сидона и Арвада и побывал сам в Арваде и Цумуре (Симире), бывшем не так давно центром египетской власти в этом регионе. Финикийские города были вынуждены платить дань Ашшур-нацир-апалу II и его преемникам Салманасару III и Адад-нерари III. Финикийцы не раз пытались бороться с ассирийскими царями. Некоторые города, в частности Арвад, участвовали в антиассирийской коалиции, возглавляемой дамасским царем в середине IX в. до н.э. Может быть, опасностью со стороны Ассирии был вызван союз тирского царя Итобаала и израильского царя Ахава, скрепленный браком Ахава с тирской царевной Иезавелью. Но все усилия оказались напрасными, и сын Итобаала, Балеазар, был вынужден уплатить дань Салманасару.
Положение еще более обострилось, когда ассирийцы перешли от эффектных, но все же спорадических походов к созданию империи. Походы Тиглатпаласара III (744—727 гг. до н.э.) привели к подчинению Финикии. Ее северная часть, кроме г. Арвад, расположенного на островке, была присоединена непосредственно к самой Ассирии, а остальные города сделались ее данниками. Эпизодическая дань превратилась в постоянный налог, уплачиваемый финикийцами ассирийскому царю. Местные династии в городах были сохранены, но рядом с царями Тира и других городов были поставлены специальные уполномоченные ассирийского царя, без ведома которых местные монархи не могли не только проявлять какую-либо инициативу, но даже и читать корреспонденцию. Тиро-Сидонское государство (или южнофиникийская федерация во главе с Тиром) распалось. Во всяком случае, в VII в. до н.э. перед лицом ассирийской власти эти города выступали уже отдельно.
Финикийская доска из слоновой кости, с вырезанным сфинксом. Ок. VIII в. до н.э.
Финикийцы не раз пытались освободиться от тяжелого ассирийского ига, но эти попытки кончались весьма плачевно. Восстание Сидона завершилось новым разрушением города и лишением его даже призрачной самостоятельности. Нелояльность Тира стоила тому потери всех владений на материке (сам Тир, как и Арвад, находился на острове). Часть финикийского населения была уведена с родины: так, полностью сменилось население южного города Ахзиба, одно время подчинявшегося Тиру. После разрушения Сидона его жители тоже были уведены из Финикии. Правда, несколько позже Сидон был восстановлен и населен финикийцами. Полного разорения Финикии ассирийцы не произвели, так как это противоречило и их интересам.
Подчинение Ассирии стало началом новой эры финикийской истории, когда города Финикии, за исключением короткого времени, так и не восстановили полной независимости. Падение Ассирии освободило их. Но наследство этой первой ближневосточной империи сразу же стало предметом схватки новых хищников. Претензии на него выдвинули саисский Египет и Нововавилонское царство. У финикийских городов, как и у других небольших государств этого региона, не было сил играть самостоятельную роль в развернувшейся драме, они могли только ставить на ту или иную карту. Тир поставил на Египет, и это привело к тринадцатилетней осаде города вавилонским царем Навуходоносором. Вавилоняне не смогли взять Тир, но город все же был вынужден признать власть вавилонского царя. При этом в Месопотамию была переселена часть тирского населения, как и жителей Библа. На какое-то время при дворе Навуходоносора оказались цари Тира, Сидона, Арвада. Может быть, именно тогда в Тире сложилось своеобразное положение, когда трон оказался пустым и власть на 7-8 лет перешла к суфетам, после чего на троне была восстановлена прежняя династия.
Голова финикийского льва из Сульчиса (Сардиния). Алебастр. Ок. IV-III вв. до н.э. Хранится в музее Бараччио, Рим, Италия.
После захвата Вавилона персами финикийские города тотчас признали господство Кира. Позже они вошли в состав пятой сатрапии («Заречье»), которая охватывала все азиатские территории к югу от Малой Азии и к западу от Евфрата. По Геродоту, вся эта сатрапия платила персам подать в 350 талантов серебра. Это была сравнительно небольшая сумма, если учесть, что из одной Киликии Ахеменидам приходило 500 талантов, а всего из Малой Азии — 1760. К тому же неизвестно, какая доля из этих 350 талантов падала на Финикию. Автономия финикийских городов была сохранена, там продолжали править собственные цари, и в их внутренние дела персы не вмешивались. Ахеменидам было выгодно привлечь к себе финикийцев, поскольку их корабли составляли существенную часть персидского флота: недаром, когда финикийцы не подчинились приказу двинуться против Карфагена, Камбизу пришлось отказаться от своего намерения подчинить этот город. С другой стороны, сравнительно мягкое персидское господство было выгодно финикийцам, так как мощь Персии помогала им в конкурентной борьбе, особенно с греками. В греко-персидских войнах финикийцы активно поддерживали персов, и Геродот среди немногих упомянутых им местных военачальников, подчиняющихся персам в битве при Саламине, особо выделил сидонянина Тетрамнеста, тирийца Маттена и арвадца Мербала. Во время господства Ахеменидов на первое место среди финикийских городов выдвинулся Сидон. Его корабли были лучшими в персидском флоте. За какие-то «важные» дела Ксеркс или Артаксеркс I передал сидонскому царю «навечно» (что не помешало потом сидонянам этого лишиться) города Дор и Яффу и всю плодородную Шаронскую долину на палестинском побережье. С появлением монеты только на сидонской чеканилось на реверсе имя царя Персии, что также говорит о несколько иных, чем у остальных финикийцев, связях Сидона с Ахеменидами.
Серебряная тетрадрахма (Библ). Ок. 554-544 гг. до н.э.
Появление монеты в середине V в. до н.э. явилось признаком начинающихся изменений в жизни финикийцев. Финикийская экономика издавна имела товарный характер. Финикийцы торговали как своими товарами (ремесленные изделия, лес, вино, хотя его и для себя не всегда хватало), так и преимущественно чужими, будучи основными транзитными торговцами Средиземноморья. Сфера их торговли охватывала территорию
Однако до середины V в. до н.э. это был по существу товарообмен, а при необходимости финикийцы использовали греческую монету. С середины же V в. до н.э. в Тире, Сидоне, Библе, Арваде появляется собственная серебряная и бронзовая монета. Финикийская экономика становится уже не только товарной, но и монетарной, как бы предвещая развитие денежного хозяйства в эпоху эллинизма. При этом финикийцы пользовались собственным стандартом, отличным от других, в том числе от весьма распространенного аттического.
Другим признаком намечающихся изменений явилась первая в истории Финикии попытка как-то согласовывать свою политику и создать подобие конфедерации внутри державы Ахеменидов. С этой целью сидоняне, арвадцы и тирийцы построили в северной части страны «тройной город» (Триполис, как его называли греки), где жили, однако, в отдельных кварталах на небольшом расстоянии друг от друга. Здесь, по-видимому, и собирались финикийские цари со своими советниками для рассмотрения общих для всех финикийцев дел. Насколько действенны были эти собрания, мы не знаем. Возможно, что на таком собрании в 349 г. до н.э. финикийцы решили восстать против персов.
Фигурка прилегшей женщины. Найдена в Арслан-Таше, Сирия. IX-VIII вв. до н.э.
С течением времени в державе Ахеменидов происходили необратимые процессы, ведущие к ее ослаблению. В этих условиях выгоды от персидского господства становились все более сомнительными. Персидские цари использовали Финикию как плацдарм для военных действий против Египта и Кипра, а эти войны нарушали свободное торговое судоходство в Восточном Средиземноморье. Военная мощь Ахеменидов приходила в упадок, и они уже не могли быть надежным щитом для финикийцев в борьбе с конкурентами, а дальнейшее развитие товарно-денежного хозяйства все более связывало финикийских купцов с эллинскими коллегами.
Поэтому господство Ахеменидов становилось для финикийцев все более тягостным, и в 349 г. до н.э. они восстали. Душой восстания стал Сидон, бывший до этого основной опорой персов в Финикии. В ходе восстания выявились различия интересов сидонского царя и граждан Сидона. Последние были заинтересованы в бескомпромиссной борьбе с персами, в то время как царь в решающий момент пошел на сговор с Артаксерксом III и предал город. В 345 г. персидские войска вошли в Сидон. Горожане оказали им мужественное сопротивление, но были сломлены. Город был снова разрушен и сожжен, и даже его пожарище Артаксеркс продал за несколько талантов. 40 тыс. человек погибло в пламени, а многих других царь увел в рабство. В следующем году подчинились Артаксерксу и остальные финикийские города. В третий раз за свою историю Сидон скоро был восстановлен, и в него, по-видимому, была возвращена какая-то часть жителей. После этого он на некоторое время был поставлен под «прямое» управление сатрапа Киликии Маздея, но затем вновь оказался под властью собственного царя Абдастарта. Таким образом, даже подавление восстания не привело к коренному изменению внутреннего положения Финикии.
Украшение из Китиона (Кипр). IX в. до н.э.
Внутренняя история Финикии после вторжения «народов моря» в своих основных чертах явилась прямым продолжением предыдущего периода. Как и во II тыс. до н.э., политическим строем финикийских городов была наследственная монархия, причем в каждом городе трон, кажется, принадлежал представителям одного царского рода, хотя мог переходить (и не раз переходил) к разным ветвям этого рода. В руках царя сосредоточивалось решение всех внешнеполитических вопросов (а при подчинении царям Ассирии, Вавилона, Персии — и отношения с ними). Во время войн цари возглавляли армию и флот или посылали своих людей для командования. Внутри государства они осуществляли административно-судебные и военно-полицейские функции. С появлением монеты ее выпускал не город, а царь. Царь был, по-видимому, особенным образом связан с божеством. Но это не означало, что фигура царя сама имела сакральный характер. Он оставался светским лицом. Рядом с царем стоял верховный жрец, который мог быть вторым лицом в государстве, каковым был жрец Мелькарта в Тире при царях Метене и Пигмалионе. Между этими двумя персонами могли возникнуть довольно острые противоречия. В результате трон мог оказаться в руках жреца, как это произошло в Тире при Итобаале и в Сидоне при Эшмуназаре. Но и при этом, как кажется, дуализм светской и духовной власти скоро восстанавливался.
В финикийских городах I тыс. до н.э., как и раньше, отмечается существование общины, с волей которой царь во многих случаях должен был считаться. Свою волю община выражала через собрание «у ворот» города и совет, который явно был органом общинной аристократии. Точное распределение полномочий царя и общины неизвестно. Но имеющиеся факты позволяют предполагать, что авторитет последней распространялся на сам столичный город, а за его пределами царь выступал совершенно самостоятельно.
Под властью царей кроме столицы находились и другие города. Колонии, основанные Тиром, за исключением Карфагена, в течение долгого времени входили в состав Тирской державы. В самой Финикии имелись более или менее обширные территории, подвластные тому или иному финикийскому царю. В подчиненных городах тоже, вероятно, существовали гражданские общины, но система отношений между общиной столицы и остальными не засвидетельствована. Вероятно, в финикийских государствах существовал определенный политический дуализм, при котором сосуществовали царская власть и система общин, друг с другом, кажется, не связанные. Царь делил власть с общинными органами непосредственно в самих городах, но не за их пределами или вообще в государстве.
Такой политико-административный дуализм соответствовал двойственности в социально-экономическом плане. В Финикии ясно видно существование двух секторов социально-экономической жизни.
Финикийский саркофаг из Аматуса (Кипр). Сер. V в. до н.э.
В царский сектор входил лес. И тирский, и библский цари рубили кедры, кипарисы, сосны и отправляли их в Египет или Палестину, никого не спрашивая и явно исходя из своего права собственности. Если царь и не имел монополии на лес (сведений о частных порубках нет, но их отсутствие не является доказательством), то он все же обеспечивал себе львиную долю в добыче и экспорте этого важнейшего товара Финикии. В царский сектор входили также корабли и ведущаяся на них морская торговля. Царю же принадлежали и какие-то земли, продукты которых он мог пускать в торговый оборот. Царь располагал и ремесленными мастерскими. Таким образом, царский сектор охватывал все отрасли хозяйства.
В царский сектор входили, естественно, и люди. Прежде всего это рабы. При всей неточности употребления на древнем Востоке слова «раб» можно быть уверенными, что часть тех, кого источники так называют, были настоящими рабами, например лесорубы библского царя Чекер-Баала, работавшие под надзором надсмотрщиков, и тирского царя Хирама, заработок которых, выплачиваемый Соломоном, шел самому царю как их хозяину.
Наряду с ними имелись в Финикии и люди, которые все же занимали несколько иное положение и были скорее «царскими людьми». Таковы гребцы, моряки и кормчие – некоторые из них были пришедшими в город чужаками, как в Тире, где гребцами выступают жители Сидона и Арвада. Среди «царских людей» были и ремесленники, как медник (а в действительности мастер «широкого профиля») Хирам, которого его царственный тезка послал строить Иерусалимский храм. К этому роду людей относились, видимо, и иноземные воины, служившие вместе с собственными гражданами. В VI в. до н.э. в Тире это были граждане Арвада, а в IV в. в Сидоне — греки.
Только отрывочные сведения приоткрывают путь формирования слоя «царских людей». Моряки, особенно гребцы, выполнявшие самую тяжелую работу на море, были чужеземцами, как и воины. Но выходили они из разных слоев чужого города. Иезекииль называет гребцов «жителями» Арвада, а воинов — «сыновьями» того же города. Последнее же выражение обозначало именно граждан города. Что касается ремесленников, то они могли быть местными жителями, но социально неполноценными, как упомянутый медник Хирам, который был тирийцем только наполовину.
При всем своем значении царский сектор и в экономике не был единственным. Так, часть торговли, и морской и сухопутной, осуществляли частные торговцы. Имелись, несомненно, ремесленники и землевладельцы, не входившие в царский сектор, что доказывается надписями на различных изделиях и на сосудах, содержавших земледельческие продукты. Нет сведений о взаимоотношениях этих секторов. Но косвенные указания позволяют предполагать, что царь не был верховным собственником всей земли. Если он хотел «округлить» свои владения за счет крестьян, то должен был прибегать к судебным процессам. Осуществление таких намерений не должно было проходить спокойно. И мы знаем о восстании земледельцев Тира, происходившем, вероятнее всего, при Итобаале.
Таким образом, и в социально-экономическом, и в политическом плане в финикийских городах наблюдается двойственность царских и общинных институтов. Сама община, разумеется, не была единым целым. В ней выделяются аристократия и «плебс», как называет его латинский автор (соответствующими финикийскими терминами были «могущественные» и «малые»). Но и те и другие были «сынами» города, т.е. его гражданами. Кроме них имелись еще «жители» города. Они, по-видимому, не входили в гражданский коллектив, но были свободными людьми, ибо в противном случае непонятно, как «жители» Арвада могли стать гребцами на кораблях Тира. Может быть, в состав «жителей» входили «царские люди», хотя они могли быть и третьей категорией населения государства.
Финикийская стеклянная подвеска в виде головы. Ок. 400-200 гг. до н.э.
Сложность социально-политической структуры финикийских городов отражалась в той острой внутренней борьбе, о которой уже частично говорилось. Сталкивались цари и жрецы, острые конфликты раздирали лагерь «могущественных». Последние в свои междоусобия втягивали «малых», а порой те и сами поднимались на защиту своих интересов. Известно даже о восстании рабов в Тире, происшедшем во время войны тирийцев с персами, т.е., вероятно, во время восстания 348-344 гг. до н.э., в котором и Тир принимал участие. На какое-то время рабы даже овладели городом, но затем власть оказалась в руках некоего Стратона (Абдастарта), ставшего основателем новой династии. Таким образом, финикийское общество, насколько нам позволяют судить скудные данные источников, «вписывается» в общую структуру обществ древней Западной Азии. Те изменения, которые стали намечаться в V-IV вв. до н.э. (появление монеты и попытка создания финикийской конфедерации), радикально не изменили характер Финикии. Более глубокие преобразования произошли в ней после завоевания ее Александром.
После разгрома в 333 г. до н.э. армии Дария III Александр Македонский двинулся в Финикию. Большинство финикийских городов без боя подчинилось ему. Правда, сидонский царь Абдастарт II предпочел бы остаться верным Дарию, но был вынужден последовать «народной воле». Тирская община в отсутствие царя, который находился в персидском флоте, взяла в свои руки судьбу города, тем более что вся материковая часть государства уже находилась в руках завоевателя. Тирийцы желали остаться нейтральными в войне, но Александр потребовал впустить его в город. Тирийцы отказались. Началась осада. После многомесячной осады и жестокого штурма город впервые в своей истории в 332 г. до н.э. был взят вражеской армией. С захватом Тира Александр установил свой контроль над всей Финикией. Македонское завоевание открыло в Финикии, как и в других странах Ближнего Востока, новую эпоху истории — эллинистическую.
Голова финикийца. Известняк. X в. до н.э. Хранится в музее Кадиса, Испания.
Характерной чертой древней истории была вынужденная эмиграция, вызванная «ножницами» между ростом населения и низким уровнем развития производительных сил. Одной из форм вынужденной эмиграции была колонизация, т.е. основание новых поселений в чужих землях. В истории древнего Средиземноморья значительную роль играла финикийская колонизация. Историю финикийской колонизации можно разделить на два этапа. Об основных причинах и условиях колонизации на ее первом этапе уже говорилось:
Колонизация Финикии делится на два этапа –
Первый этап колонизации охватывает вторую половину XII — первую половину XI в. до н.э. Финикийцы двигались двумя путями –
Золотоносный Фасос и обильная серебром Испания были главными целями колонистов. По дороге же к ним финикийцы создавали промежуточные пункты. Такие пункты возникли на о-ве Мелос в Эгейском море, на Кифере к югу от Пелопоннеса, на восточном и южном берегах Сицилии, в Северной Африке (Утика). Античное предание рассказывает о трехкратной попытке тирийцев обосноваться в Южной Испании, и это, видимо, связано с сопротивлением местного населения. Лишь на третий раз на небольшом острове у самого побережья уже за Столпами Геракла (Гибралтарский пролив) финикийцы основали город, получивший характерное наименование Гадир — «крепость», позже римляне этот город именовали Гадесом. Видимо, в промежутке между этими попытками с целью создания плацдарма для проникновения в Испанию на северо-западе Африки, тоже уже за Столпами Геракла, был основан Лике.
Фигурка финикийской женщины с египетской прической. Слоновая кость. Ок. IX-VIII вв. до н.э.
На этом этапе финикийская колонизация носила преимущественно торговый характер. Важнейшей целью финикийцев были драгоценные металлы. В ответ они продавали масло, различные безделушки, всякий мелкий морской товар, ткани. Характер этих товаров привел к тому, что материальных следов финикийской торговли осталось мало. Да и был это, вероятнее всего, «немой» обмен, когда участники сделки выкладывали свои товары, пока обе стороны не соглашались их взять. В некоторых случаях финикийцы и сами эксплуатировали рудники, как это было на Фасосе.
В это время финикийцы основывали и простые опорные пункты для ведения торговли или обеспечения ее безопасности, и фактории без постоянного населения, и якорные стоянки. Важную роль играли храмы, зачастую предшествующие основанию городов, как это было в Гадесе и Ликсе: они давали торговцам ощущение божественного покровительства и безопасного рынка. Некоторые храмы, как на Фасосе, могли выступать и как организаторы производства. Создавались тогда и настоящие города с постоянным населением, как Гадир (Гадес) в Испании и Утика в Африке.
Промежуток приблизительно в два века отделяет первый этап колонизации от второго. Экономические и политические проблемы, возникшие на Востоке, о которых уже говорилось, обусловили возобновление колониальной экспансии. Начало второго этапа ее падает, видимо, на вторую четверть IX в. до н.э.
Тартессийская «Крылатая Кошка» из Испании. 750-575 гг. до н.э. Хранится в музее Вилла Гетти, Лос-Анджелис, США.
В Восточном Средиземноморье возможности финикийской экспансии были ограниченны. Здесь вновь набрали силу крупные централизованные государства, а в Эгейском бассейне передвижения греков и фракийцев привели к вытеснению финикийцев с уже занятых островов. В самой Греции в условиях начавшегося формирования полиса места для финикийской колонизации также не было. Поэтому там финикийцы если и селились, то не образовывали самостоятельных организаций и быстро эллинизировались. В других странах они могли создавать отдельные кварталы-фактории, как Тирский стан в Мемфисе в Египте. И только на Кипре финикийцы основали колонии в южной части острова. Кипр стал базой их дальнейшего продвижения на запад. Через этот остров финикийцы двигались в Западное Средиземноморье.
В Западном Средиземноморье сфера финикийской колонизации на ее втором этапе изменилась. Теперь в нее вошла Сардиния. Она привлекла колонистов и своими минеральными богатствами, и плодородием почвы, и стратегическим положением, открывавшим путь к Италии, Корсике, Галлии, Испании. В IX-VII вв. до н.э. на южном и западном берегах Сардинии возник целый ряд финикийских городов — Нора, Сульх, Бития, Таррос, Каларис. Сравнительно рано финикийцы стали обосновываться и внутри острова.
Вторым новым районом колонизации стали небольшие, но очень важные острова между Сицилией и Африкой: Мелита (Мальта) и Гавлос (Гоцо). Там тирийцы обосновались в VIII в. до н.э. Эти острова были важнейшими пунктами связи между метрополией и самыми западными окраинами финикийского мира.
В Южной Испании к концу VIII в. до н.э. сформировалась Тартессийская держава, вступившая в разнообразные контакты с финикийцами. Усиление этих контактов потребовало создания новых пунктов на Пиренейском полуострове. И вот на его южном берегу, но уже восточнее Столпов Геракла, финикийцы создали в VIII-VII вв. до н.э. множество поселений различного размера и значения. Это были и относительно крупные города, как Малака или Секси, и сравнительно небольшие поселки, названия которых мы не знаем и которые сейчас называют по именам современных поселений, как Тосканос или Чоррера. Создание колоний на Средиземноморском, а не Атлантическом, как ранее, побережье Южной Испании было вызвано, видимо, политикой тартессийских монархов, которые не желали укрепления конкурентов в непосредственной близости от центра державы, который находился в устье р. Бетис (Гвадалквивир), впадающей в Атлантический океан непосредственно к западу от Столпов.
Финикийские амфоры, найденные в Сидоне. 300-250 гг. до н.э.
На Сицилии в VIII в. до н.э. с началом греческой колонизации финикийцы покинули восточное и южное побережье и сконцентрировались в западной части острова. Созданные там города Мотия, Солунт и Панорм обеспечивали связи с уже колонизированными районами Сардинии и Африки. В центральной части Северной Африки, где еще ранее была основана Утика, теперь возникло несколько новых финикийских городов, в том числе Карфаген (Картхадашт — Новый город). На северо-западе этого материка южнее Ликса финикийцы обосновались вокруг залива, носившего по-гречески красноречивое название «Эмпорик» (Торговый).
Второй этап финикийской колонизации охватил IX-VII вв. до н.э., причем наибольший размах колонизация приобретает, вероятно, во второй половине IX в. до н.э., когда тирийцы начали выводить колонии в Сардинию и радикально расширять свое присутствие в Африке, основав Карфаген и, может быть, другие города. Изменилась территория колонизации, охватив теперь крайний запад Сицилии, юг и запад Сардинии, Средиземноморское побережье Южной Испании, острова Мелиту и Гавлос, центральную и крайне западную часть Северной Африки. По-прежнему основная цель финикийцев — металлы. Однако теперь речь идет уже не только о золоте и серебре, но и о необходимых для самого производства железе, свинце, олове. Другая цель колонизации на этом этапе — приобретение земель: недаром центр колонизационной активности во многом переместился из Испании, где тартессии не давали возможности обосноваться в плодородной долине Бетиса, в центр Средиземноморского бассейна — в плодородную Сардинию и славившийся своими земельными богатствами тунисский выступ Африки. Сама колонизация приобрела гораздо больший размах, и масса переселенцев увеличилась.
Гирька из свинца с символом Таниты – финикийской богини Луны. V-II вв. до н.э.
В колониях наряду с торговлей стали развиваться ремесло, земледелие и, разумеется, рыболовство. Увеличилось количество городов. Наряду с ними возникли и небольшие поселки – одни из них развивали многоотраслевую экономику, а другие сосредоточивались на какой-либо одной отрасли. Финикийцы стали проникать и во внутренние районы тех или иных территорий.
Изменились отношения колонистов с местным населением. Последнее теперь уже настолько развилось, что не ограничивалось «немым» обменом и начало вступать в самые разнообразные контакты с пришельцами. Эти контакты охватили в конце концов всю экономичскую, политическую и культурную сферу. Там, где для этого имелись условия, возникли локальные варианты «ориентализирующей» цивилизации. Таковой была тартессийская, развивавшаяся на юге Пиренейского полуострова в VIII-VI вв. до н.э. Возникло и обратное влияние местного населения на колонистов, что привело к появлению местных ответвлений финикийской культуры. Окружающие жители выступили, таким образом, как важный компонент колонизационного процесса.
Выведение колоний, а в большой степени и торговля были обязаны поддержке и даже инициативе правительства. В этих условиях возникшие города и поселки стали частью Тирской державы, хотя сейчас трудно установить формы и степень зависимости от метрополии. Известно, что в кипрском Карфагене находился наместник царя, именовавший себя его рабом и носивший титул сукин. Видимо, в финикийских городах Кипра, близкого к Финикии, власть царя ощущалась довольно сильно. Осуществлять строгий контроль за более отдаленными колониями было труднее, и все же попытка Утики уклониться от уплаты дани вызвала карательную экспедицию из Тира. Позже карфагеняне отправляли в свои колонии специальных резидентов для контроля над жизнью этих городов. Не исключено, что эту практику они заимствовали из метрополии, и в таком случае можно полагать, что и в свои колонии тирские власти отправляли подобных резидентов. В этом правиле было одно важное исключение — африканский Карфаген. Он был основан в 825-823 гг. до н.э., но не по инициативе тирского царя, а группой оппозиционной знати во главе с сестрой царя Элиссой. Она и стала царицей города. Здесь уже не могло быть речи о политическом подчинении Карфагена Тиру, хотя духовные связи с метрополией карфагеняне поддерживали на протяжении всей своей истории.
Политическое подчинение Финикии ассирийцам не могло не сказаться на судьбах Тирской державы. Еще в конце VIII — начале VII в. до н.э. финикийские города на Кипре подчинялись Тиру: его царь бежал на остров, явно в свои владения, от нападения Синаххериба. Но уже преемник Синаххериба, Асархаддон, обращался с финикийскими царями Кипра как с собственными подданными, независимо от Тира или Сидона. По-видимому, именно в первой половине VII в. финикийцы Кипра вышли из-под власти Тира. Окончательный удар державе нанесли события 80—70-х годов VI в. до н.э., когда после долгой осады в 574 г. Навуходоносор подчинил Тир, где даже на какой-то момент была ликвидирована царская власть. И вскоре после этого тартессии начали наступление на финикийские колонии в Испании, видимо использовав то, что те лишились поддержки метрополии. Некоторые финикийские поселения там погибли. Колониальная держава, созданная Тиром, судя по всему, перестала существовать. Ее место в Западном Средиземноморье заняла другая финикийская держава, во главе которой встал Карфаген.
Обозначим географические рамки, что же такое «Сирия, Финикия и Палестина» в данной статье –
В природном отношении эти области весьма разнообразны. От Египта древняя Палестина была отделена пустыней. Cама Палестина — страна природных контрастов: к западу от р. Иордан она занята нагорьем и отчасти оазисами и плодородными долинами, плодородная низменность тянется и вдоль Средиземного моря. А на севере поднимаются нередко покрытые снегом вершины. Заиорданье было отделено от остальной Палестины глубокой, заросшей влажным лесом и чащами папируса впадиной р. Иордан и соленым Мертвым морем с его выжженными солнцем, почти безжизненными берегами. Горное или холмистое Заиорданье, покрытое степной растительностью, постепенно переходило в Сирийско-Аравийскую полупустыню.
Угарит. Вход в царский дворец. XV-XIII вв. до н.э.
Финикия отгорожена от остальной Передней Азии высоким горным хребтом Ливана с кедровыми и смешанными лесами, альпийскими лугами и снежными вершинами. Склоны Ливана, обращенные к морю, покрывала вечнозеленая средиземноморская растительность, и влажные морские ветры, приносившие дожди, делали ненужным искусственное орошение.
К востоку от Ливана расположена Сирия. Ее с юга на север прорезает долина между Ливаном и Антиливаном – в южной части она называется Бека́а или Келесирия, здесь на юг течет речка Литани, прорывающаяся к морю, а на север — река Оронт (ныне аль-Аси). За Антиливаном, в сторону Сирийской полупустыни, находился большой оазис Дамаска, а за ним шли бесплодные лавовые поля. Караванный путь, которому обычно угрожали скотоводческие племена, проходил через маленький оазис Пальмиру в сторону среднего течения Евфрата. Излучина этой реки составляла в древности северо-восточную границу Сирии. Северная Сирия простиралась от Средиземного моря (куда, пройдя через ныне уже почти не существующие озера и болота, впадала, сворачивая к западу, р. Оронт) до гор Малоазийского Тавра и переправ через Евфрат. Устье Оронта широко открывало доступ ветрам со Средиземного моря в эту холмистую страну, и поэтому она была достаточно плодородна.
Уже из этого описания ясно, что Восточное Средиземноморье (под этим названием можно объединить все эти три исторические области) не представляло собой в природном отношении ничего целостного и единообразного; здесь встречались и пустыни, и плодородные низменности, и нагорья, и вечнозеленая растительность, и болота, и снежные горы. Но не существовало полноводных разливающихся рек, на основе которых могла бы возникнуть обширная ирригационная система. Страна была в древности богата ценными породами леса, но полезных ископаемых здесь тогда открыли сравнительно мало. Если через Сирию и Палестину провозили медь, то она шла –
Лишь позже на юге Палестины стали добывать медь, железо и естественный асфальт. Зато здесь всегда проходили важнейшие караванные пути — из Египта в Малую Азию и Месопотамию и обратно. Заметим, что если в нашем представлении слово «караван» связывается с вереницей верблюдов, то древние караваны перевозили грузы на ослах; самых выносливых разводили на продажу в дамасском оазисе.
Украшенные черепа, найденные в Телль-Асвада, неподалеку от Дамаска. Натуфийская культура.
В пещерах Восточного Средиземноморья найдены едва ли не самые архаические останки «Человека разумного». Палестина, Сирия, Малая Азия, горы Верхней Месопотамии и области за Тигром были самой первой родиной скотоводства и особенно земледелия. К XI—X тыс. до н.э. относится натуфийская культура (названная так по сухому руслу Натуф в Палестине), по мнению некоторых исследователей, созданная первыми носителями афразийских языков. Натуфийцы жили в полуземлянках из глины, песка и камня, жали дикие злаки специальными деревянными серпами с кремневыми зубьями, возможно, начали приручать дикий мелкий скот. В Палестине (в Иерихоне), так же как в Чатал-Хююке (в Малой Азии) и в некоторых пунктах Сирии, уже в VIII тыс. до н.э. существовали процветающие земледельческие поселки, иногда (как в Иерихоне) обнесенные мощными каменными стенами еще в раннем неолите. Есть основание полагать, что именно Палестина—Сирия была центром расселения одной из групп племен, говоривших на афразийских языках, — семитов. Отсюда они распространились в трех направлениях –
Ни одно из этих племен первоначально не было вполне кочевым, зато чем дальше в глубь степей и полупустынь, занимавших в IV—III тыс. до н.э. Аравию, тем большую роль играло скотоводство и тем меньшую — земледелие.
Фрагмент шкатулки для косметики с изображением богини плодородия. Угарит, 1200-1150 гг. до н.э. Слоновая кость.
Однако в дальнейшем — может быть, в связи с постоянным движением племен и войск по сиро-палестинским тропам или в связи с недостатком сырья, необходимого для техники медно-каменного и затем бронзового века, — развитие общества здесь определенно замедлилось по сравнению с Южной Месопотамией и Египтом. Во второй половине III тыс. до н.э. подлинные города-государства типа шумеро-аккадских возникли здесь лишь в Северной Сирии (где процветал, в числе прочих, важный город Эбла, связанный со Средней и Южной Месопотамией), а также в одном пункте на финикийском побережье — в г. Библ, центре вывоза драгоценного кедра в Египет.
Изучение древнейших географических названий на этой территории и отчасти непосредственные данные египетских и месопотамских текстов заставляют считать, что Восточное Средиземноморье по крайней мере с III тыс. до н.э. было заселено различными группами западных семитов. Они могут быть классифицированы по некоторым особенностям их говоров. Условно эти говоры можно разделить так:
Помимо этого с III тыс. до н.э. с гор вокруг озер Ван и Урмия (на территории совр. Турции и Ирана), а в конечном счете из Закавказья отдельными волнами через Верхнюю Месопотамию и Сирию шло продвижение хурритских племен – первая волна во второй половине III тыс. до н.э. достигла Северной Палестины. При династии Аккаде (XXIII в. до н.э.) в Северную Сирию проникали месопотамские войска, а позже, при III династии Ура (XXI в. до н.э.), на Северную Сирию и Библ временно распространило свою власть царство Шумера и Аккада. Несколько позднее начали свои набеги на Палестину фараоны египетского Среднего царства – Библ на некоторое время становится изолированным центром египетской культуры среди семитского населения (древние египтяне, как известно, говорили на афразийском языке другой, не семитской ветви). Однако к концу III тыс. до н.э. Библ и его египетский храм были сожжены. Возможно, именно тогда, как гласит предание, на берегах Средиземного моря обосновалась та группа племен, вышедших из Северной Аравии и говоривших на западносемитском наречии ханаанейской группы, которая позже носила имя финикийцев. Севернее Библа сохранился говор аморейского типа, в частности в г. Угарит, впоследствии удачно соперничавшем с Библом.
Цитадель города Библа.
К концу III тыс. до н.э. уже все Восточное Средиземноморье покрывается сетью раннеклассовых городов-государств. Города были укреплены стенами, в центре их находились святилища и резиденции местных правителей, окруженные лепившимися друг к другу глинобитными и кирпичными домами, обычно двухэтажными, с открытой или зарешеченной галереей на верхнем этаже, где обитали хозяева. В нижнем, часто каменном, хранились запасы и ютились рабы. Города располагались почти исключительно по долинам; нагорья были мало населены, а по окраинам — в дамасском оазисе, Заиорданье и в других областях по краю пустыни — люди жили в шатрах и весной, когда степи цвели, откочевывали со стадами от засеянных в оазисе полей. Жизнь этих племен красочно описана в древнеегипетской «Повести о Синухете», а позже — в повествованиях Библии о племенных патриархах.
Основной ячейкой общества пастухов-амореев этого времени была родовая община, составлявшая часть племени, а иногда и племенного союза. Власть главы патриархальной большой семьи распространялась помимо его жен и детей также на семьи сыновей, на чужаков, присоединившихся к роду или усыновленных им, на рабов и рабынь. Патриарх распоряжался жизнью и смертью и всем имуществом этих лиц. Делами племенной общинной группы ведали совет «старцев» и вождь, которого выкликали на сходке всех взрослых мужчин-воинов. Время от времени вокруг того или иного предводителя складывались боевые дружины, которые могли явиться ядром родо-племенного ополчения. Иной раз споры между соседями решались единоборством силачей с той и другой стороны.
Современный вид на холм, где был расположен древний Хацор (Израиль).
Оседлое земледельческое население, однако, преобладало. Крупнейший город Северной Палестины — Хацор занял к этому времени площадь в 50 га, очень большую по тогдашним временам. Хацор вел торговлю далеко — даже с Мари на Евфрате. В Финикии и приморской Сирии не только Библ, но и Угарит и ряд других поселков превратились хотя и в гораздо меньшие, чем Хацор (обычно раз в десять), но процветающие городки. Причиной расцвета было раннее развитие торговли в Финикии, и прежде всего с Египтом: финикийцы возили туда на кораблях строительный лес, и египтяне стремились держать в Библе своих царских чиновников. В то же время, как показывают торговая переписка из Каниша в Малой Азии и известия о постоянном следовании египетских царских людей через пастушеские районы, сухопутная торговля через Сирию как с Египтом, так и с Месопотамией и Малой Азией тоже имела серьезное значение. Важнее всего была, конечно, торговля транзитная, но и сама Сирия торговала лесом, вьючными ослами и слоновой костью (в Сирии тогда еще водились слоны). В соответствии с направлениями торговли, если на побережье ощущалось египетское влияние (в Библе найдено много египетских надписей), то во внутренних частях страны — также и аккадское: здесь не только много людей умели говорить по-египетски, но встречались и такие, кто мог писать клинописью.
Развалины царского дворца “G” в древней Эбле (Сирия).
Еще недавно считалось, что в III тыс. до н.э. Внутренняя Сирия не достигла уровня цивилизации. Эта точка зрения изменилась после находок итальянской экспедиции на городище Телль-Мардих, под которым скрывался древний город Эбла. Теперь, таким образом, установлено существование в Сирии уже в III тыс. до н.э. цивилизации, не связанной с речной ирригацией.
Тексты из Эблы написаны шумерским письмом, сохраняющим архаические особенности времен Второго этапа раннединастического периода (РД II), хотя они современны периоду Третьего этапа раннединастического периода (РД III) в Нижней Месопотамии (XXVI—XXIII вв. до н.э.), но предназначены эти тексты для чтения по семитским правилам, однако не по-аккадски, а на ранее неизвестном семитском языке, который условно назван «эблаитским». Большинство текстов — хозяйственные документы, хотя имеются также шумеро-эблаитские словари и небольшое число религиозных текстов.
Эбла представляла собой город-государство, вероятно наиболее сильное в пределах земель по Евфрату, вплоть до долины р. Оронт: от Мари на среднем Евфрате до Катны в Южной Сирии; именно эти земли, возможно, соответствуют ареалу распространения «эблаитского» языка, но государственные пределы самой Эблы были значительно меньше. Вокруг городов здесь обитали уже тогда аморейские скотоводческие племена.
Статуя правителя Эблы. 2000-1600 гг. до н.э. Хранится в Музее искусств Кливленда, США.
Территория собственно Эблы делилась на
Обе части земли были подчинены дворцу (или дворцу-храму), но первая входила в дворцовое хозяйство, а люди земли уру-бар были лишь обязаны поставками дворцу – многие из них были оседлыми скотоводами. Существовала ли еще земля, вовсе дворцу не подчиненная, — из документов не видно. Положение лиц, работавших на дворец, видимо, походило на илотское, но это подлежит еще уточнению.
Правитель Эблы носил титул маликум, буквально «тот, кому советуют». В большинстве позднейших семитских языков, кроме аккадского, этот термин означает «царь», в отрезках текстов, писанных по-шумерски, он называется эн. При маликуме Эблы состояли два советника (в других городах — несколько) и ряд начальников — шаррум (шум. лу-галь). Дворец Эблы выходил на небольшую площадь, обнесенную лоджиями, под одной из них был постамент, возможно для кресла правителя: здесь принимали послов и купцов из-за рубежа и, вероятно, поставщиков дани из владений самой Эблы. Сам дворец имел усложненную планировку «нанизываемой» структуры — к нему постоянно пристраивались новые помещения, и в конце концов он стал «сползать» с холма-цитадели на плоскость (в пределах городских стен).
Глиняная табличка из архива Эблы.
Эбла была крупным центром международной торговли – в документах часто упоминаются странствующие торговцы, лу-кар — «люди пристани (рынка)». Во дворце были найдены большие запасы необработанного бадахшанского лазурита (из Афганистана) и обломки алебастровых сосудов из Египта, в том числе с надписями фараонов Хефрена и Пиопи I.
Однако такие товары привозили иноземцы, а не эблаитские купцы: просмотр документов показывает тесные связи Эблы только с городами Северной (сирийской) Месопотамии (Абарсаль, Мари), а также с областью за Тигром (Гасур) и с северным Шумером (Киш). Даже Угарит, всего в сотне километров к западу от Эблы на побережье Средиземного моря, упоминается только в словарном списке названий местностей, но не в деловых документах. Ни разу не упомянуты ни Библ, ни другие города Палестины и Сирии, не говоря уже о Египте, Малой Азии или Иранском нагорье. Египетские и подобные изделия попадали в Эблу, очевидно, через многих посредников. Из сообщений царей династии Аккада (Саргона Древнего и Нарам-Суэна) следует, что они совершали походы против Эблы, и есть все основания считать, что Эбла была разрушена в правление ее последнего царя, Ибби-Зикира, Нарам-Суэном аккадским в конце XXIII в. до н.э. После этого Эбла вновь возродилась в начале II тыс. до н.э., но уже никогда не имела прежнего значения. Население ее к этому времени слилось с окружающими амореями.
В начале II тыс. до н.э. в Северной Сирии выдающуюся роль играло могущественное государство Ямхад со столицей в г. Халеб — аморейское по составу населения, аккадское по культуре. А в Южную Сирию (Катна) и даже вплоть до финикийского побережья проникает политическое влияние верхнемесопотамского царя Шамши-Адада I.
В городах-государствах Сирии, о которых мы имеем мало письменных данных (исключение составляют недостаточно изученные архивы XVIII в. до н.э. из г. Алалах к северу от нижнего Оронта), социальное устройство было, по-видимому, очень сходным с хурритским обществом Аррапхи. Это объясняется не только тем, что в Алалахе жило много хурритов, но прежде всего одинаковым характером экономики и уровнем ее развития.
Бык с головой человека. Золото, ляпис-лазурит. Найден в Эбле. XXIV в. до н.э.
Любопытно, что здесь царь города иногда жаловал или продавал своим имущественным агентам или просто приближенным целые общины – документы сформулированы именно как сделки дарения или купли-продажи, хотя полагают, что на самом деле речь идет лишь о передаче права получать с этих селений налоги и повинности. По-видимому, существовали как обратимые, так и необратимые сделки об отчуждении земли, иногда скрывавшие изъятие имущества за долги. Ростовщичество было сильно развито. Давали в долг и отдельные хозяева, и целые сельские общины. Очевидно, происходило интенсивное имущественное расслоение общества с обнищанием рядовых общинников, многие из них бежали и становились хапиру (хабиру), скрываясь в пустынных районах Сирии. Ранее ученые предполагали, что в термине «хапиру» следует видеть древнейшую форму этнического названия «еврей». Однако, большинство современных исследователей решительно отказались от этого, и теперь это предположение поддерживается лишь немногими.
Между концом XVIII и началом XVI в. до н.э. произошло просачивание в дельту Нила воинственных скотоводческих племенных групп — так называемых гиксосов — из Палестины или с Синая. Боевые отряды пришельцев постепенно захватили власть в северных номах Египта, и их вожди стали присваивать себе фараонские титулы. В Египте гиксосы потеряли свою этническую обособленность и слились с местным населением. Остается неясным, в какой мере они сохраняли господство в местах своего первоначального обитания. Но именно в это время наблюдаются признаки роста благосостояния в городах и сельских местностях Палестины. Однако богатые, обширные и комфортабельные дома знати контрастировали с жалкими хижинами бедноты: процесс резкого имущественного расслоения шел и здесь. Палестина не была в это время политически едина. На частые междоусобные войны указывают мощные укрепления городов и археологические следы их разновременного разрушения неприятелями. Возможно, тем не менее, что палестинские города номинально признавали верховную власть гиксосского царя в г. Аварис. Вторым гиксосским центром могла быть Газа в южной части палестинского побережья.
Во второй половине XVII в. до н.э. царство (или царства) гиксосов в Египте начинает клониться к упадку. С начала XVI в. в Восточном Средиземноморье появляется сразу несколько новых важных политических факторов.
«Стела Иштар» из храма Иштар в Эбле. Высота около 2 м. Датируется ок. 1850 г. до н.э.
На севере хурритская держава Митанни поглотила мелкие аккадские, хурритские и аморейские царства, не исключая могущественного некогда царства Ямхад на Евфрате, державшего ключи от Сирии. Идри-Ми, один из царей Алалаха того времени, рассказывает в своей надписи, как в его городе произошел переворот, как он вынужден был бежать на колеснице с одним верным колесничим к горным хапиру и провел там несколько лет, прежде чем снова смог овладеть городом, но уже, по-видимому, на условиях признания верховенства Парраттарны, царя Митанни. Непосредственно государственная власть Митанни к западу от Евфрата вряд ли была когда-нибудь прочной, но распространение митаннийского влияния было значительным. Индоиранские и хурритские имена династов встречаются вплоть до конца XV в. до н.э. в самых разных городах обеих этих стран, притом что языками населения Сирии и Палестины оставались ханаанейские (на юге) и аморейские (на севере) западносемитские говоры (лишь отчасти также хурритские). Такое положение объясняется скорее всего тем, что династы были родичами митаннийских царей, потому что живого индоиранского языка за пределами Иранского нагорья в Передней Азии тогда не существовало.
Возвышение Митанни совпало со временем, когда были сделаны два важных изобретения, способных обогатить Сирию и Финикию.
Благодаря открытиям, начинается оживленная торговля (а также и разбой) финикийцев в более отдаленных частях Средиземномоья. Примерно с 1400 г. до н.э. в Сирии и Палестине как свидетельство происходившей торговли появляется микенская и кипрская керамика. Весьма вероятно, что финикийцы стали ввозить морем также испанское олово, что удешевило изготовление бронзы в Передней Азии (но это, может быть, происходило уже позже).
Возросшая роль купцов замедлила развитие в Финикии монархического строя месопотамского или египетского типа: хотя почти в каждом городке были цари, но в целом управление в них носило олигархический характер с известными пережитками первобытной демократии.
Расцвет ханаанейских городов Палестины и Финикии, аморейских и хурритских городов Сирии, которого можно было ожидать в этих условиях, не состоялся из-за начавшегося вскоре после 1600 г. до н.э. египетского завоевания. Гиксосская власть в Египте была уничтожена, а фараоны новой, XVIII династии перешли от отдельных набегов к планомерному наступлению на Палестину—Финикию—Сирию. Фараон Яхмос I занял последний оплот гиксосов в Южной Палестине. Затем, в последней четверти XVI в. фараон Тутмос I совершил поход до самого Евфрата. После мирного правления женщины-фараона Хатшепсут со времени ее преемника Тутмоса III начинается длительное кровавое и систематическое разорение ханаанейских городов.
Золотое украшение из Эблы. XVII в. до н.э.
Каждый египетский поход завершался не включением пройденной территории в состав Египта, а лишь грабежом сел и городов (особенно дворцов), угоном скота и людей. Административные мероприятия фараонов были весьма примитивны. Было создано несколько египетских крепостей, контролировавших основные дороги и перевалы. Наличие гарнизонов побуждало местных правителей в течение возможно более длительного времени умиротворять завоевателя дарами и данью – в виде гарантии к египетскому двору забирали в качестве заложников их детей: сыновей воспитывали в духе преданности фараону, дочерей отдавали в его гарем.
Но фараоны никогда не пытались распространить внутреннюю административную систему египетского государства на Палестину и Сирию в целом. Небольшие отряды, которые они держали при дворах отдельных царьков, имели значение скорее наблюдательное. Взимание налогов, например, не входило в их задачи: и ценности, и рабочая сила выкачивались из Палестины, Финикии и Сирии не регулярным обложением, а более или менее постоянными военными походами, сопровождавшимися грабежом и погромами на уже покоренной территории. Списки добычи, высеченные на стенах египетских каменных храмов (хотя, вероятно, не вполне достоверные по приводимым в них цифрам), перечисляют цветные ткани, лес, колесницы, слоновую кость и поделки из нее, золотые и серебряные изделия во множестве, большие количества зерна, масла, десятки и сотни тысяч угнанных людей, сотни тысяч голов скота. Царьки и их знать, несомненно, старались наверстать потерянное усиленной эксплуатацией и закабалением своих же граждан, попавших в неоплатные долги.
Значительная часть населения городов и окрестных сел, как видно, бежала из них, пополняя ряды хапиру. Потери сиро-палестинских государств от египетских нашествий к концу XV в. до н.э. составили уже, видимо, огромный процент населения.
«Сфинкс» из Мегиддо. Слоновая кость. XIII в. до н.э.
Хотя фараонам удалось оттеснить митаннийские силы за Евфрат, сломить Митанни они не сумели. Митаннийские цари поддерживали постоянную связь с силами неорганизованного, но непрекращающегося сопротивления фараонам в их собственном сиро-палестинском тылу. Однажды египетским воинам удалось, например, схватить агентов митаннийского царя, несших на шейных шнурках глиняные таблички с клинописным текстом обращения к местным царькам. Главное же заключалось в том, что, чем роскошнее и богаче была добыча фараона, тем более замирала торговля по сиро-палестинскому пути, а без нее страна была недостаточно богата, чтобы непрерывно снабжать Египет всеми видами ценностей. В конце концов фараон Тутмос IV был вынужден договориться о мире и разделе сфер влияния с митаннийским царем Артадамой I. Северная Сирия с выходом к Средиземному морю осталась в зоне Митанни, а в своей зоне египетские фараоны сделали попытку наладить выкачивание средств без ежегодных военных погромов.
Конец XV — начало XIV в. до н.э. выделяются обычно в истории Палестины—Финикии—Сирии в качестве «Амарнского периода» по тому формальному признаку, что это время довольно подробно освещено дипломатическими клинописными документами, сохранившимися частью на городище Телль-Амарна в Египте (древняя столица фараона Аменхетепа IV — Эхнатона), частью на городище Богазкёй (древняя столица царей Хеттской державы). Участники дипломатической переписки пользовались клинописью и разными языками: касситские и митаннийские цари — аккадским (митаннийские — также и хурритским), хеттские — аккадским же и хеттским, царьки Восточного Средиземноморья — странным, искусственным полуаккадским, полуханаанейским языком.
В это время фараон держал своих резидентов в трех пунктах — на юге Палестины, на юге Сирии и на севере Финикии. В остальном порядок управления оставался прежним. Любопытно, что любого местного сиро-палестинского правителя могли именовать тремя разными обозначениями:
Только правитель Хацора решался называть себя «царем» даже в письмах к фараону. Власть градоправителя, во всяком случае, всегда была ограничена советом старейшин, а в ряде случаев совет или даже «сыны города» (т.е. народное собрание) преспокойно правили городом и без царя, даже непосредственно сносились с другими правителями и с великими державами. Если пройтись по городам, то наиболее важными в то время были –
В самом начале XIV в. до н.э. в горах между Финикией и Сирией возникло новое, весьма любопытное государство. Основное его население составляли хапиру, а так как они не имели определенного единого племенного или территориального происхождения, то и название новое государство получило весьма неопределенное — Амурру — до конца XV в. это по-аккадски означало просто «запад, место обитания пастушеских племен» (которые поэтому назывались «амореями», т.е. «западными», их самоназванием, видимо, было сутии). Хапиру уже и раньше, где могли, образовывали собственные самоуправляющиеся общины – часть из них шла на военную службу к местным царям (преимущественно подальше от фараоновского Египта), и все они были враждебны царской власти вообще и фараоновской в особенности.
Статуя царя Идрими – правителя Алалаха (ок. 1460-1400 до н.э). Пришел к власти с помощью хапиру. Храниться в Британском музее, Лондон.
Этими-то хапиру решил воспользоваться как орудием честолюбивый создатель царства Амурру — Абди-Аширта. По донесению, полученному фараоном Аменхетепом III, он произнес перед своими сторонниками такую речь: «Соберитесь, и нападем на Библ. И если там не будет человека, который освободил бы его из рук врага, то выгоним градоначальников из их областей, и тогда все области присоединятся к хапиру; и пусть настанет „справедливость” для всех областей, и пусть будут в безопасности [от порабощения] юноши и девушки навеки. А если фараон пойдет против нас, то все области будут ему враждебны — что же он тогда сможет нам сделать?»
Под термином «справедливость» в древней Передней Азии, как уже было сказано, понималось прежде всего освобождение от долгов и возвращение заложников, а по возможности также отнятых или скупленных земель. Итак, подданным всех мелких государств предлагалось прогнать своих «градоначальников» (царьков) и стать вольными хапиру, долговая кабала должна была быть отменена, а военной силе противопоставлено единодушие восставших. Неудивительно, что фараоновское правительство издавна преследовало, ловило и отправляло хапиру на рабский каторжный труд, например в каменоломни.
Абди-Аширта и после него его сын Азиру в своих письмах фараону из осторожности прикидывались его верными слугами, но одновременно через своих агентов систематически призывали население убивать своих «градоначальников», что и происходило там и тут по всей Финикии и Палестине – кое-где даже дело доходило до выступлений отдельных вооруженных групп рабов.
Между тем в 60-х годах XIV в. до н.э. хеттский царь Суппилулиума I начал разгром союзника фараонов — царства Митанни. Амурру оказалось в позиции буфера между Хеттской и Египетской державами, однако царь его Абди-Аширта занял прохеттскую позицию. С самого начала хеттского наступления на Сирию всем стало ясно, что хеттская власть легче египетской. Хеттский царь определял свои отношения с подчиненными письменными договорами, скрепленными страшной клятвой именами всех богов, которым поклонялись договаривающиеся стороны, и в общем соблюдал договоры. Дань, которую взимали хетты, и воинские контингенты, которых они требовали, — все это было гораздо менее тяжко, чем тот грабеж, который учиняли фараоновские войска и чиновники. Поистине дорогой ценой обошлось Восточному Средиземноморью высокохудожественное, роскошное убранство фараоновских дворцов и гробниц. Хетты пока еще не привыкли к подобной роскоши, и их держава представляла собой такой же конгломерат союзных, хотя и неравноправных, государств, как до нее держава Митанни.
Азиру, второй из царей Амурру, к тому времени крупнейшего государства Сирии, платил хеттскому царю 2,5 кг золота в год, цену около сотни рабов – это было много, но фараону он должен был бы заплатить гораздо больше. Понятно, что почти все слои населения Восточного Средиземноморья, за вычетом фараоновских приверженцев из знати, предпочитали владычество хеттов.
Аменхетеп IV, занятый своей утопической религиозной реформой, не хотел или не мог послать достаточно войск, чтобы удержать азиатские владения Египта. Но Суппилулиума I их пока не захватывал: нужно было покончить с Митанни. Азиатская империя фараонов разваливалась под ударами Азиру и дамасского владетеля, тоже окружившего себя отрядами хапиру. В Финикии на сторону хапиру перешел царь Сидона (не с тех ли пор значение Сидона превзошло значение Библа на Средиземном море?). Несмотря на бездействие фараоновских властей, большинство царьков, слишком скомпрометировавших себя сотрудничеством с захватчиками, сохраняли верность Египту, но земля горела у них под ногами.
По следам хапиру хеттские войска начали наступление на юг. Около середины XIV в. они продвинулись до Северной Палестины. О хапиру мы с тех пор более почти не слышим: очевидно, они слились с остальным ханаанейским населением. Возможно, им удалось несколько улучшить условия своего существования или даже частично вернуться по домам. Но, конечно, коренного изменения общественного строя не могло произойти. Царство Амурру стало обычным небольшим сирийским государством и просуществовало, сохраняя выход к Средиземному морю, до конца XII в. до н.э.
После падения XVIII династии Египта фараоны следующей, XIX династии — Сети I и Рамсес II — должны были начинать завоевание Палестины, Финикии и Сирии заново. Положение хеттов в Сирии тоже было далеко не простом, и хеттским царям приходилось вести сложную политическую игру. После уничтожения Митанни переправам через Евфрат в Северную Сирию стала угрожать новообразованная Ассирийская держава, а сирийские государства усвоили, что, хотя хеттское господство мягче египетского, оно жестче митаннийского: все договоры с Хеттской державой содержали условие, лишавшее подчиненное государство права на самостоятельную внешнюю и тем более военную политику, а также другие пункты, сильно ограничивавшие его самостоятельность. В результате ряд сирийских царств отложился от хеттов, и их приходилось силой приводить к покорности, царство Амурру лавировало между Хеттской и Египетской державами.
Главной опорой хеттов в Сирии стал город Каркемиш на Евфрате, где царями сидели хеттские царевичи. Другой такой опорой для себя хетты хотели бы видеть приморский город Угарит. Государственный архив Угарита дал нам ценные сведения о сирийском обществе XIV—XIII вв. до н.э.
В самых общих чертах устройство угаритского общества видно из дипломатического послания хеттского царя Хаттусили III к царю Угарита. Из условий соглашения, которое предлагает Угариту хеттский царь, явствует, что, с его точки зрения, угаритское общество состояло из:
Оговорены случаи бегства людей каждой из этих категорий в общины хапиру, состоявшие под покровительством хеттского царя, причем последний обязуется таких беглецов выдавать.
По документам нам хорошо известно о сборе коллективных налогов (натурой и отчасти серебром) с угаритских общин и вызове их членов на общегосударственные повинности –
Золотая чаша из Угарита (1450-1365 гг. до н.э.) Музей Алеппо, Сирия.
Важнейшими повинностями были воинская, гребцовая и трудовая на государственных работах – отбывавшие их содержались казной. На повинность выделялись представители отдельных большесемейных общин, по-видимому по их выбору. Управлялись общины старейшинами и особым посредником между общиной и царской властью — сакину. Таково же было управление Угаритского государства в целом, но здесь рядом с сакину стоял царь, что не мешало иногда вести внешние сношения непосредственно совету старейшин или сакину.
В число «царских людей» (в отличие от хеттского царя сами угаритяне не называли их «царскими рабами») входили пахари, пастухи, виноградари, солевары, различного рода ремесленники, но также воины, в том числе колесничие, называвшиеся хурритским термином марианна (колесницы, коней и все снаряжение они получали из казны). Судя по именам, они были амореями и хурритами – они, несомненно, не были «индоарийской конной феодальной аристократией», как их изображали в науке раньше. Каждая профессиональная группа имела своего «старшего».
Все «царские люди», не исключая и марианна, несли не «повинность» (ильку), а «службу» (пильку – ряд исследователей отождествляют ильку и пильку) и, кроме того, платили государству серебром, в то же время они могли получать условные земельные наделы. Человек, не выполнявший своей службы, объявлялся «лежебокой» (наййалу), и его надел царь передавал другим лицам. «Царские люди» могли иногда быть переданы в «пользование» крупным сановникам двора, которые и сами, впрочем, были «царскими людьми». Некоторые сановники, особенно имевшие отношение к морской международной торговле, за большие деньги скупали земли, в том числе и царские, т.е. связанные с определенной службой (скупали у служащих, но за мзду царю). Однако правовое положение таких земель оставалось, по-видимому, неясным самим угаритянам, и иногда требовалось новое оформление таких сделок при вступлении на престол нового царя.
Воинской повинности подлежали как общинники, так и «царские люди», за исключением освобожденных от нее особой привилегией. В результате усиления Каркемиша, в сферу гегемонии которого попал и Угарит, влияние последнего в дальнейшем упало.
Между тем наступление, начатое около 1300 г. фараоном Сети I, получило дальнейшее развитие при Рамсесе II. Таким образом, положение ханаанейских городов Палестины оказалось хуже, чем положение аморейско-хурритских городов Сирии. Снова начались безудержный фараоновский грабеж, резня и угон людей. После того как в битве при Кинзе-Кадеше Рамсес, едва не попав в расставленную ему ловушку, сумел все же разбить хеттов и их союзников, он еще около полутора десятка лет ежегодными походами разорял местное население не только в Палестине, но и в Сирии. В конце концов Хаттусили II, царь хеттов, побужденный к тому ассирийской угрозой с фланга (из-за Евфрата), договорился с Рамсесом II о мире (1296 или 1270г. до н.э.).
Вскоре после правления Рамсеса II (конец XIV — начало XIII в. до н.э.) начинается вторжение в Палестину большой группы скотоводческих племен, двигавшихся из заиорданских степей. Об этом вторжении имеются как достаточно подробные археологические данные, так и исторические предания, записанные на 400—500 лет позже по изустным сказаниям и сохранившиеся до нашего времени в составе Библии.
Головы уток с детальным орнаментом из Катны. Золото. Ок. XV-XIV вв. до н.э. Хранится в музее Дамаска, Сирия.
Отношение к библейским историческим преданиям и в наши дни колеблется от безоговорочного признания их достоверности до полного отрицания всякой их ценности для историка. В действительности именно потому, что это предания, и притом использованные позднее в острой идеологической борьбе, каждое из них может быть привлечено историком в той мере, в какой его возможно проконтролировать, хотя бы частично, независимыми источниками — археологическими памятниками или же иноязычными письменными свидетельствами современников событий.
Еще в середине XIX в. было ясно, что библейские повествования о патриархах, предках различных еврейских, арамейских и арабских племен, являются отражением общесемитских сказаний. Такие сказания основаны на запоминании родословий, что у кочевников входило в обязательный круг знаний каждого. Подобные генеалогии дошли до нас не только из Библии, но и от династий Хаммурапи и Шамши-Адада I в Месопотамии, возводивших себя к аморейским (сутийским) предкам, а также известны и по сей день у арабов-бедуинов. Анализ библейских родословий, содержащихся в «Книге Бытия» (она открывает собой первую часть Ветхого завета, чтимого как иудеями, так и христианами, — «Пятикнижие», или «Тору»), показывает, что и эти родословия в своей основе принадлежат сутийским племенам, ибо их первопредок, сын первочеловека Адама, Сиф (др.-евр. Шет) — не кто иной, как Суту, или Шуту, мифический предок-эпоним сутиев, т.е. амореев.
Исходя из этого, а также из наличия в Библии ряда преданий о происхождении племен-предков из Месопотамии, некоторых мифов несомненно месопотамского происхождения (миф о Потопе) и других данных можно предположить, что племена, во второй половине XIII в. появившиеся в Заиорданье, а затем вторгшиеся в Палестину, в конечном счете должны быть отождествлены с племенами амореев-сутиев Верхней Месопотамии, вытесненными оттуда в XVI—XIV вв. митаннийскими хурритами и касситами. В самом деле, вавилонские документы этого времени свидетельствуют об исчезновении аморейских пастушеских племен из Месопотамии, а сменившие их арамейские пастушеские племена из более южных аравийских оазисов появляются тут отдельными группами с XIV в., а в массовом масштабе — лишь с конца XII в. до н.э.
Керамический сосуд в виде рыбы. Угарит. Хранится в музее Лувра, Париж, франция.
Сутийские племена, находившиеся в XIII—XII вв. в Заиорданье, обозначались как ибри. Это буквально значит «перешедший (через реку)» (под рекой понимается, конечно, не Иордан, которого они тогда не переходили, а Евфрат), т.е., по существу, «пришедшие из Месопотамии». Но понятие «ибри» здесь отнюдь не равнозначно еврейскому народу позднейших времен (др.-евр. ибри, совр. иври) — под этим обозначением имеются в виду все потомки легендарного патриарха Авраама и даже его отдаленного, еще более легендарного предка Эбера (это имя значит «Переход [через реку]»), а по библейскому, как и по позднейшему кораническому преданию, Авраам считался предком не только израильских, но также и арамейских и арабских племен. Однако часть бывших верхнемесопотамских племен (например, диданы, известные в Месопотамии со времен III династии Ура) ушла в пустыню, смешалась с арамеями и арабами, часть осела в Заиорданье (моавитяне и аммонитяне) и к югу от Мертвого моря (эдомитяне, или идумеи). Все они утеряли обозначение «перешедших реку», и оно в конце концов осталось только за евреями — одной определенной группой племен (или «колен»), той, что возводила себя к легендарному патриарху Иакову, или Израилю, внуку Авраама, и дольше многих странствовала, прежде чем окончательно осесть.
Согласно позднейшему преданию, ставшему твердым убеждением всех израильтян, их предки поселились было в области Гошен, или Гесем (обе эти формы названия употреблены в еврейской и греческой версиях Библии, и обе обнаружены в египетских текстах), принадлежавшей Египту, на восточной окраине Дельты, и там, баснословно размножившись (от 12 мужчин за четыре поколения произошло якобы 643 550 воинов!), попали в «рабство» в качестве «царских людей», использовавшихся египтянами на повинностных работах (в Библии в этой связи упоминается строительство двух городов, в действительности основанных при Рамсесе II). Затем они были чудесным образом выведены оттуда пророком Моисеем, израильтянином, воспитанником египетской царевны и мужем мидианитянки (мидианитяне были, по-видимому, североарабским племенем). Моисей, как рассказано в книге «Исход», возобновил «завет» (договор) израильских племен с богом Яхве, заключенный первоначально с Авраамом – согласно этому договору, бог Яхве обещал отдать израильтянам Палестину, а они за это обязывались не поклоняться никакому иному богу. Так как израильтяне не соблюли своего обязательства, то Моисей объявил, что они сорок лет — пока не вымрут все согрешившие — должны будут скитаться по синайским и заиорданским пустыням и лишь новое поколение войдет в Палестину. Моисей также получил от Яхве различные этические и юридические наставления относительно оседлой будущей жизни в Палестине.
Терракотовая фигурка богини-матери. 2-ое тыс. до н.э. Хранится в Национальном музее Хайфы, Израиль.
Приведенный рассказ — миф, притом изложенный лет на триста-четыреста позже предполагаемых событий – пока никакие объективные свидетельства и внешние данные не смогли его подтвердить, и доискиваться в нем рационального зерна бесполезно (как и во всяком мифе): если оно и существует, то мы не располагаем критерием, при помощи которого могли бы определить, в чем оно заключается. Но дальше начинаются предания, которые уже можно контролировать с помощью археологических данных. Конечно, в библейском тексте события с конца XIII по X в. до н.э. изложены со смещением, искажением исторической перспективы (что обычно для преданий), многие события забыты, многие однородные факты соединены в один, реальное перемешано с явными легендами. Тем не менее канву повествований, относящихся к событиям этого времени, как они описаны в библейских «Книге Иисуса Навина» и (в меньшей мере) в «Книге Судей», все-таки составляют воспоминания о действительных событиях, а не сказочные мотивы.
Очевидно, племенному вторжению в Заиорданье, а затем в собственно Палестину должны были предшествовать консолидация племен и образование самого израильского племенного союза, признававшего общее божество — Яхве. Районом консолидации был, вероятно, скотоводческий оазис Кадеш-Барнеа на севере Синайского полуострова (в этом предание, вероятно, отражает историческую действительность), но первоначальный состав племенного союза подлежит большому сомнению. Действительная картина вторжения, как она рисуется по археологическим данным, сильно отличалась от изображаемого Библией согласного одновременного движения двенадцати племен, возглавляемых преемником Моисея — Иисусом Навином.
Племена первой волны вторжения перешли через Иордан у Иерихона – стены его обрушились, видимо, не от библейского трубного гласа, а в результате подкопа. Одновременно был разрушен город Бетэл, и вторгшиеся продвинулись в центр Палестины. Одна группа племен (Ефрем, Манассия, Вениамин) впоследствии производила себя от Иакова и его любимой младшей жены Рахили.
Затем, видимо, последовало второе вторжение из Синая в Заиорданьею. Если первая группа прошла Заиорданье беспрепятственно, то вторая проходила его с боями. Только часть племен этой группы перешла затем Иордан – из них два племени разместились в районах к западу от Иордана и к востоку и северу от племени Манассия.
Третье племя — Иуда — повернуло на юг, разрушая по дороге города, и заняло все южнопалестинское нагорье к юго-западу от Мертвого моря. Не совсем ясна судьба еще двух племен, впоследствии, видимо, утративших самостоятельное существование. Кроме того, в состав племени Иуда, по-видимому, влилась первоначально эдомитская группа калебитов (кена-зитов), пришедшая на нагорье не через Иордан, а с юга. Вся эта группа племен возводила свое происхождение к Иакову и его старшей жене Лие.
Терракотовая фигурка быка. Ок. 1500-1250 гг. до н.э. Найден в Хевроне, Израиль.
Четырем племенам приписывалось происхождение от наложниц Иакова; все четыре жили на окраинах племенного союза и, возможно, были местными аморейскими племенами, присоединившимися к союзу лишь после его внедрения в Палестину. Из этих племен – три проживали в Финикии (где, видимо, вовсе не поклонялись богу Яхве), на юге Палестины и в Заиорданье; четвертое племя жило сначала на юго-западе, потом на севере Палестины. При этом некоторые из племен не имели предания о пребывании в Египте.
В Палестине израильтяне (видимо, часть аморейско-сутийских племен) встретили главным образом ханаанейское и аморейское население, жившее здесь и раньше. В Библии упоминаются среди доизраильского населения Палестины также хетты, хурриты и еще какие-то неизвестные племена, но объединяются они все под общим названием ханаанейских. Разница между говорами ханаанеев и амореев была невелика. Многие боги были общими.
Позднейшая традиция уверяет, что вторгшиеся израильтяне по повелению Яхве якобы вырезали все ханаанейское население. И в самом деле, разрушения в ханаанейских поселениях были произведены громадные. Однако до истребления всего населения и даже до уничтожения всех городов дело в действительности не дошло. Легкость завоевания ханаанейских городов-государств с их давними культурными и военными традициями объясняется, очевидно, полным их разорением и уменьшением численности самих ханаанеев в результате непрерывных военных погромов египтянами в течение предшествовавших трех с половиной столетий. Но наиболее важные ханаанейские города не были завоеваны «заречными» племенами – некоторые из городов откупились данью или обязательством нести повинности, а некоторые, как расположенный на неприступной скале Иерусалим, город племени иевуситов, остались независимыми. Племя Манассия фактически не овладело почти ни одним значительным населенным пунктом, и половина его вынуждена была уйти обратно за Иордан.
Ханаанский короткий меч. Бронза, длина 39,6 см. 2-а пол. II тыс. – I тыс. до н.э.
Можно сказать, что завоеватели освоили ранее слабо заселенное нагорье – долины остались в значительной мере в руках ханаанеев, и те не без успеха переходили в контрнаступление. Их поддержал в последней четверти XIII в. до н.э. египетский фараон Мер-не-Птах, вторгшийся в Палестину. Именно его надпись — первый в истории письменный памятник, упоминающий Израиль: «Ханаан разорен всяческой бедой… Израиль уничтожен, и семени его больше нет. Хурри (так египтяне называли тогда Палестину) стала вдовой из-за Египта». Об этом эпизоде библейские предания никакой памяти не сохранили, а он имел немаловажное значение. Лишенные первоначального импульса и к тому же теснимые из-за Иордана новыми, теперь уже подлинно кочевыми племенами (одомашнившими верблюда-дромадера), все племена Палестины в XII в. до н.э. оказались в трудном положении. Для этого века еще имеются археологические следы египетского влияния в Палестине. Именно к этому времени следует отнести окончательное сплочение израильского племенного союза, сплочение, память о котором сохранилась навсегда, даже когда большинство (притом самых коренных) племен в конце VIII в. до н.э. перестали существовать. Но тогда еще состав союза отличался от позднейших классических «12 колен» — это показывает сохранившийся в Библии отрывок древнеизраильского эпоса конца XII в. до н.э. «Песнь Деборы», где только семь племен во главе с Бараком и Деборой участвуют в войне против Ябина, царя Хацора, и его военачальника Сисары:
Во дни Шамгара, сына Анат, в дни Иаили, пути были пусты,
А идущие тропою проходили окольными путями,
Пусты были села в Израиле, пусты —
Пока не восстала я, Дебора, не восстала матерью народа.
Анат, упомянутая в эпосе — это богиня, а Иаиль — одна из героинь эпоса.
Хацор, самый большой и важный город ханаанеев, был разрушен до основания, что подтверждается археологическими данными. На его развалинах возникло несколько жалких хибарок завоевателей. Но это был последний эпизод войны между израильтянами и ханаанеями. Пришло другое время, когда надо было обороняться против общих врагов. В одном народе теперь слились вместе завоеватели и завоеванные. Литературный язык Библии сложился на смешанной диалектной основе, сами же древние евреи называли этот язык не «иврит» (как впоследствии), а «кена’анит», т.е. «ханаанейский». Надо заметить что, термин «еврей» означал с этого времени общую этническую принадлежность, более узкий термин «израильтянин» — принадлежность к племенному союзу, а позже к государству.
События, изменившие эту картину, были связаны с другим племенным вторжением — «народов моря». «Народами моря» египтяне называли группу разнообразных по происхождению племен, одни из которых двигались на ладьях, другие на колесных повозках посуху. К ним, несомненно, принадлежали греки-ахейцы, разрушившие Трою, другие племена (может быть, протоармяне), положившие конец Хеттскому царству, и еще какие-то племена, известные только по именам, да и то в неточной египетской передаче, «разбившие лагерь посреди Амурру». В это же время погиб город Угарит, но по другой причине: когда «народы моря» были на подходе и против них был выслан угаритский флот, город разрушило катастрофическое землетрясение. Но при этом сохранился и стал центром позднехеттской (лувийской) культуры в Сирии город Каркемиш.
«Народами моря» выступали в союзе с ливийцами (ливийцы, по-видимому, достаточно долго пробыли в Палестине, чтобы познакомиться с семитским алфавитным письмом: к очень ранней его форме восходит ливийское письмо Северной Африки, дожившее в Сахаре до наших дней). Они вместе нападали на Египет с суши (с востока и запада) и с моря (с севера). Нашествие развернулось с конца XIII в. (с «народами моря» столкнулся еще фараон Мер-не-Птах). Кульминационного пункта оно достигло в начале XII в. с разрушением Хеттского царства, продвижение же их на Египет было остановлено фараоном Рамсесом III в какой-то момент после середины XII в. до н.э.
Два племени из числа «народов моря», известные в дальнейшем под названием филистимлян (от их имени происходит само слово «Палестина», при этом не исключено, что филистимляне — другое название пеласгов), осели на плодородном палестинском побережье, на полосе длиной 60 км и шириной 20 км, и создали здесь союз пяти самоуправляющихся городов: Газы, Аскалона, Аккарона, Гата и Ашдода. Они принесли с собой позднемикенскую материальную культуру, технику железа и железное оружие и вскоре установили свою гегемонию почти над всей Палестиной. Одновременно с этим с Синая и из-за Иордана сюда совершали набеги и, видимо, частично оседали по окраинам кочевые семитские (арамейские или арабские) племена.
Кроме отдельных временных военных вождей израильские племена не имели никакой общей политической власти и управлялись старейшинами, прислушиваясь также к изречениям «пророков» (наби), которые тогда еще не превратились в политических проповедников, а были чем-то вроде шаманов. В особо трудных обстоятельствах отдельные племена или весь союз добровольно подчинялись выбранному или просто самозваному вождю-избавителю («судье», подревнееврейски шофет), которому приписывалась магическая сила, ниспосланная божеством. Имена их, упоминаемые в библейской «Книге Судей» (Самсон, Иеффай и др.), по крайней мере отчасти, недостоверны. Начатки государства стали слагаться лишь при последних вождях периода «судей» (XI в. до н.э.).
Бронзовая фигурка Баала. Найдена в Угарите. XIV-XII вв. до н.э. Хранится в Лувре, Париж, Франция.
Израильский племенной союз по традиции считался состоящим из 12 племен («колен»); на самом деле число племен в составе союза колебалось. Это было прежде всего культовое объединение, скрепляемое общим почитанием союзного бога Яхве. Поддержание культа было поручено межплеменной организации левитов (по традиции одно из «колен», а именно двенадцатое). Левитам были выделены населенные пункты на территории остальных 11 «колен». Поклоняться Яхве и другим богам можно было где угодно — преимущественно на холмах и высотах гор, но считалось, что на земле он обитал незримо в «Ковчеге Завета», хранившемся в шатре, как во времена бродячей жизни племен.
Яхве в то время легко отождествлялся с местными ханаанейскими богами, тем более что и имя Яхве, и собственные имена ханаанейских богов верующие избегали произносить «всуе» (без надобности) и заменяли их именами нарицательными: «бог» (эль) или даже «боги» (элохим), «господин» (баа́л), «господь мой» (адонай). Яхве ни тогда, ни много позже не считался единственным в мироздании божеством – он был лишь ревнивым богом, заключившим договор со своим племенным союзом о том, что его не будут ставить наравне с другими богами. Символом этого договора считалось обрезание — обряд, первоначально бывший одним из испытаний отрока при вступлении его в общину полноправных воинов (инициация), но у многих семитских племен со временем отмерший (например, у ханаанеев, но не у арабов; израильтяне стали его совершать вскоре же после рождения мальчика). Однако, несмотря на «договор» и символические обряды, еще столетия спустя кое-где придавали Яхве в жены аморейско-ханаанейскую богиню Анат, а в каждом роду поклонялись фигуркам-идолам то ли божеств, то ли предков (терафим), и в принципе была не исключена возможность молиться и другим богам, и уж подавно не отрицалась власть иных богов на территории иных племен и народов.
Древнейшие израильтяне не имели ни своего строительного, ни изобразительного искусства, от эпоса сохранились лишь отрывки, а письменной литературе, заслуживающей интереса во многих отношениях, еще предстояло возникнуть. Но от ханаанеев осталось немаловажное наследие, однако были у них распространены и архаические обычаи.
Каждая ханаанейско-аморейская община имела своих божеств-покровителей, чаще всего бога с супругой и сыном; они нередко, как уже упоминалось, обозначались именами нарицательными, а различались между собой названиями места поклонения им, например Баа́лт Губли — «Госпожа города Библ». Некоторое число главным образом космических божеств (Солнца, Луны, растительности, грозы, моря) почиталось и за пределами какой-либо одной общины. Таков и «культурный герой», изобретатель ремесла Кушар-ва-Хусас. В ряде случаев почитались и чужеземные боги (египетские, шумерские, хурритские и др.). Путем отождествления разных элей (богов) сложился образ всеобщего верховного бога, но в различных общинах он имел разных супруг.
Бронзовая фигурка ханаанского бога. Ок. 1400-1000 гг. до н.э.
Многие из божеств либо отождествлялись с животными, растениями или предметами, либо имели их своими постоянными атрибутами (это могли быть бык, телица, львица, змея, дерево и т.п.). Каменные столбы, бывшие часто объектом культа, имели, быть может, фаллическое происхождение. При почитании божеств плодородия были распространены оргиастические культы с участием священных блудниц. Известны были такие архаические обрядовые установления, как инициация девушек и юношей огнем (может быть, еще применялось и обрезание) и мужские культовые союзы. К примеру, обряд инициации огнем назывался по-финикийски молк или молх, позднейшие читатели Библии, где он упоминается, истолковывали его как имя бога Молоха; такого бога в действительности древность не знала. В особо бедственных или важных для общины случаях (осада, основание новой крепости) приносились в жертву дети-первенцы. Во всех отношениях религиозное мировоззрение амореев и ханаанеев было очень примитивным.
В области искусств ханаанеи тоже несколько отставали от прочих цивилизаций Ближнего Востока. Но если в III — начале II тыс. до н.э. ханаанейско-аморейская архитектура повторяет на севере месопотамскую, а на юге и в Финикии египетскую, то во II тыс. до н.э. развивается большое и оригинальное крепостное и храмовое строительство по всему Восточному Средиземноморью. Наибольшие из храмов имели размеры 30×20 м. Внутри их было два ряда круглых столбов, либо в самом святилище, перед статуей божества, либо перед входом ставили каменные стелы или воздвигали по египетскому образцу мачты. Скульптура (изображения богов, редко — царей) находилась в доизраильский период на той стадии, когда изображенному пытаются придать грозный, сверхчеловеческий, страшный вид. Это по большей части мелкая бронзовая пластика, редко — каменные фигуры. Израильского бога изображать было нельзя, и запрет, приписывавшийся Яхве: «Не сотвори себе кумира, ни всякого подобия», — привел почти к полному исчезновению изобразительного искусства, хотя домашние терракотовые идольчики продолжали существовать. Правда, фигурки нагой богини рождения и плодородия, жестом подчеркивавшей свою наготу или беременность, сменяются у израильтян фигурками богини одетой. В быту израильские женщины, в том числе даже блудницы, в отличие от ханаанейских, закрывали лицо.
От ханаанейско-аморейской литературы II тыс. до н.э. дошло очень мало. Из храмовой библиотеки в Угарите сохранились религиозные стихотворные тексты на местном семитском языке, из которых наиболее интересны эпические культовые песни, например о боге Алиян-Бале, погибающем в борьбе с богом увядания и смерти, но затем благодаря вмешательству других богов побеждающем смерть, после чего наступает обилие пищи: «небеса сочатся маслом, реки медом текут».
Был в Угарите и героический эпос. Особняком стоит интересная надпись — «автобиография» Идри-Ми, царя Алалаха – здесь возможно влияние египетского «автобиографического» жанра.
Медные фигуры с позолотой из Храма Обелисков (Библ). Нач. II тыс до н.э.
В целом, однако, самым важным достижением ханаанейско-аморейской цивилизации явилось алфавитное письмо. В Восточном Средиземноморье долгое время пользовались либо египетским языком и письмом, либо ломаным аккадским языком и клинописью. Но в течение II тыс. до н.э. появляется в Библе особое слоговое линейное письмо, условно называемое «протобиблским». В нем около ста знаков, каждый знак, видимо, передавал слог из согласного и одного из трех древнесемитских гласных (а, и или у; одна из комбинаций употреблялась и для согласного без всяких гласных). Такое письмо годилось для передачи текста почти любой сложности и было много легче для заучивания, чем аккадская клинопись или египетское письмо, и выучить его можно было за несколько недель вместо многих лет. Для чтения, однако, оно было трудно, так как не имело словоразделов (в египетском письме словоразделами служили детерминативы, т.е. показатели категорий понятий, к которым относится слово, в клинописи тоже были свои правила определения границ слов). Знаки «протобиблского» письма не имеют прототипов в других письменностях и, видимо, были придуманы специально при одноразовом изобретении всей письменной системы, в подражание египетской или крито-микенской письменности либо обеим.
Однако, по-видимому, для финикийских купцов и мореходов обучение «протобиблскому» письму казалось еще недостаточно легким. Они были согласны ускорить обучение даже за счет усложнения понимания текстов (древневосточные международные торговцы никогда не гнались за понятностью своих писем и документов для непосвященных). Поэтому от Синая до Сирии появляются разные виды упрощенного письма того же типа. Упрощалось оно за счет сокращения числа знаков таким образом, что каждый знак (буква) обозначал согласный с любым гласным или без гласного. К тому же похожие согласные обозначались одной и той же буквой. Так удалось создать консонантный (согласный) алфавит с числом букв от 30 до 22.
Форма букв могла быть различной: в Угарите писали на глиняных плитках, как в Вавилонии, и буквы «собирались» из клинообразных черточек, в ханаанейской Финикии разработали линейные формы 22 согласных букв (вероятно, в XIII в. до н.э.). Был еще вариант, воспринятый в Южной Аравии.
Письмо, не обозначающее гласных, вовсе не было «удобно для семитских языков», хотя это почему-то часто утверждается, скорее это был род купеческой тайнописи. Но это письмо, особенно когда финикийцы стали употреблять знаки ‘, в, и также для долгих гласных (а:, о:, у:, э:, и:) и ввели словоразделы, сделалось значительно легче для усвоения. Поэтому, хотя несовершенство (неоднозначность) передачи текста финикийским письмом долго давало себя знать и еще сотни лет клинопись и иероглифика успешно с ним конкурировали, будущее оказалось все же за ним, и оно явилось (после усовершенствований, внесенных в него греками и другими народами) предком всех алфавитов как Запада, так и Востока.