МЕНЮ МЕНЮОглавление
Если можно очертить временные границы существования древнеегипетской цивилизации, то неизмеримо труднее определить рамки древнеегипетской культуры. Специфические черты ее формировались и до образования египетского государства, возникшего ранее воцарения I династии, и продолжали существовать после утраты Египтом независимости, во времена владычества Лагидов, в римско-византийский период. 394 г. н.э. датируется последняя иероглифическая надпись. В восприятии последующих поколений египетская иероглифика становится лишь языком мистических символов. В V в. н.э. исчезает демотическое письмо. В 535 г. н.э., при Юстиниане, прекратил свое существование храм Исиды на о-ве Филэ — последний оплот древнеегипетского язычества. Египет древний превратился в миф. В конце XIX в. стал мертвым языком коптский — наследник древнеегипетского языка, удержавшийся ныне только в богослужении коптов (бохайрский диалект). Закат цивилизации Древнего Египта не означал бесследного исчезновения культуры его народа. Трансформируясь и переплавляясь в иные формы, многие ее элементы смогли сохраниться до наших дней, став одним из важнейших компонентов не только культуры современного Египта, но и культуры мировой.
Истоки египетской культуры теряются в глубокой древности. Обнаруженная в 1894-1895 гг. английскими учеными Фл. Питри и Дж. Квибеллом в Верхнем Египте (Нагада) доисторическая культура Египта была на первый взгляд настолько не схожа с культурой фараоновских времен, что ее поспешили объявить неегипетской. Так было положено начало последующим многочисленным теориям иноземного происхождения цивилизации Египта, объяснявшим любые изменения в египетской культуре миграциями или влияниями извне. Дальнейшее исследование первобытных культур Египта поставило вопрос об автохтонных, африканских корнях египетской цивилизации. При этом большое значение придавалось связям этих культур с сахарско-суданским культурным ареалом.
Африканская по происхождению древнеегипетская культура не сразу обрела свое лицо. Только по мере приближения к династическому Египту этническое и культурное своеобразие жителей долины Нила проявляется все более заметно.
С постепенным переходом к ирригационному земледелию и скотоводству и с отступлением охоты на второй план поселения в долине Нила становятся более постоянными и долговременными, этнический состав — более стабильным. Хозяйственная и этническая стабильность — одно из важнейших условий вызревания прочной культурной традиции, которая в соответствующих условиях дала тот неожиданный «взрыв», благодаря которому Египет переступил грань доистории. Только многовековое накопление элементов египетской цивилизации — в сфере материальной –
в сфере социальной –
в сфере духовной –
и, наконец, появление иероглифического письма, восходящего к пиктографии, позволили египетской культуре проявить свой характер, уже не столько африканский, сколько именно египетский, и эта кристаллизация приходится на сравнительно небольшой отрезок истории — конец додинастического («протодинастического») периода (3300-3000 гг. до н.э.) и Раннее царство — время возникновения и сложения единого египетского государства.
Статуя жреца. Фивы. XXV династия.
Именно в этот период, унаследовавший многое от более ранних эпох: каменные орудия, культурную обособленность составляющих Египет областей с их пестрым сонмом богов, магию, почитание животных, растений, сакральных предметов и т. д.— выявляется целый ряд особенностей египетской культуры, которые сохраняются до конца эпохи фараонов. И одной из наиболее ярких ее черт стало причудливое сочетание «первобытности» со сложным и зрелым мировосприятием, отличающим высокоразвитую цивилизацию.
Тогда же возникают все виды знаков египетского письма, складывается система счета, появляется первый свиток папируса и, возможно, делаются первые попытки мумификации, оформляется строгий канон египетского искусства, столь ему свойственный впоследствии, начинают возводиться монументальные сооружения — гробницы-мастабы — и создаются первые характерно статичные статуи официальных лиц.
В «протодинастический» период уже закладывается восходящий к более отдаленному времени свойственный Египту дуализм государственности, в основе которого, согласно наиболее распространенной точке зрения,— сосуществование двух царств — Юга и Севера — до их объединения Югом, а также своеобразие экономическое, географическое и, возможно, культурное и этническое. В эпоху Раннего царства формируются характерные черты сакральной египетской монархии, где царь, божественный «владыка Обеих Земель», носитель двойной короны Египта, предстает как воплощение бога Хора. Тогда же впервые складывается царская титулатура из четырех имен:
Возводятся первые дворцы и храмы, появляются антропоморфные боги, и Хор становится великим богом — покровителем единого египетского царства.
За несколько столетий, отделяющих эпоху Древнего царства от времени возникновения в долине Нила двуединого государства, египетская культура не только успела приобрести свой неповторимый облик, но и неизмеримо возвысилась среди родственных ей культур соседних африканских народов.
— таковы лишь некоторые вехи эволюции египетской культуры в течение нескольких долгих веков.
Этой эволюции сопутствовали значительные внутренние изменения, выдвинувшие Египет в ряд великих древневосточных цивилизаций. Эпоха Древнего царства воспринималась самими египтянами как время могущественных царей и несравненных великих мудрецов — полубога Имхотепа и Джедефхора, Кагемни и Птаххотепа, как золотой век египетской культуры. Свою цивилизацию египтяне изначально считали созданной богами. Согласно хронологии Манефона, основанной на священных текстах, до земных царей Египтом правили боги, затем — полубоги. В «Мемфисском богословском трактате», творении жрецов Птаха, восходящем к эпохе Древнего царства, сказано: «Умиротворился Птах, создав все вещи и божественные слова. Он породил богов, создал города, основал номы, поместил богов в их святилища, учредил их жертвоприношения, основал их храмы, сотворил их тела ради умиротворения их сердец».
Существование государства не мыслилось египтянами без Маат — божественного Порядка и Истины. Боги-творцы уничтожают изначальный хаос, и в созданном ими человеческом обществе выступают в роли восстановителей всеобщей гармонии Маат. Подобно богам, царь также должен стремиться «утвердить Маат на месте беспорядка» («Тексты пирамид»).
Порядок часто понимался как правопорядок, справедливость; боги и цари — как владыки и учредители законов. Не случайно египетские визири начиная с эпохи Древнего царства выступают в роли жрецов истины, что соответствовало их судейским обязанностям. Понятие «Маат» становится центральным в египетской этике. Одно из древнейших известных нам поучений — «Премудрость Птаххотепа» (V династия) — провозглашает Маат принципом, на котором строятся правильные человеческие взаимоотношения: «Велика справедливость, и превосходство (ее) непоколебимо. Неизменна (она) со времен Осириса, и карают преступающего законы».
Охота на гиппопотамов. Гробница вельможи Ти в Саккара. V династия.
Боги для древних египтян — не только творцы городов, номов, правителей, собственного культа, порядка и закона, но и создатели ремесел и искусств, письма и счета, науки и магии. Иероглифическое, т. е. священное, письмо понималось как «слово бога», и важнейшая роль здесь принадлежала богу мудрости Тоту — Владыке слова бога, создателю письменности, покровителю литературы и писцов. Его называли также Владыкой счета и Исчислителем лет, он был покровителем лекарей и магов. Ему приписывали силу даровать жизнь богам и людям с помощью магических заклинаний. Согласно преданию, некоторые важнейшие ритуально-магические тексты были найдены у подножия статуи этого бога в Гермополе (древнеегипетском Шмуну) еще в эпоху Древнего царства. С Тотом часто ассоциировались богини Маат и Сешат, ведавшая счетом, письмом, составлением летописей и строительством. Патрон древнейшего центра египетского художественного творчества Птах считался творцом искусств и ремесел.
Роль храмов в духовной жизни эпохи Древнего царства несомненно была велика. Уже тогда, вероятно, в тесной связи с ними возникали особые скриптории — «дома жизни», где составлялись религиозно-магические, литературные, медицинские и другие тексты. Здесь находились библиотеки, архивы, велись записи по годам правления царей, на основе которых составляли летописи. Игравшие важнейшую роль в сохранении и передаче письменной культуры «дома жизни», согласно египетской традиции, были созданы богами или пользовались их особым покровительством.
Максимальное единство сакральной культуры Древнего царства, по-видимому, приходится на время правления царей III-IV династий, период наивысшей централизации государства, внешним выражением которой явилось строительство пирамид.
Сооружение этих гигантских усыпальниц — яркое свидетельство того, сколь велика была в Египте вера в особую божественную силу царя, распространявшуюся на подданных и после его смерти. Бог Благой (или Добрый) при жизни, бог Великий посмертно, царь являлся средоточием религиозной жизни, и от его земного благополучия и загробного блаженства, по представлениям египтян, зависела судьба страны.
На закате египетской цивилизации великие пирамиды вызывали у греков и римлян не только восхищение как создания человеческих рук, одно из семи чудес света, но и чувство негодования (усвоенное европейской традицией вплоть до французских просветителей), ибо воспринимались они и как символы жестокости и деспотизма царей, обрекших народ на неисчислимые страдания. Вполне вероятно, что в результате этого непомерного строительства могла быть пробита брешь в абсолютной вере египтян в авторитет обожествленных правителей. Царям пришлось изыскивать иные средства и для обеспечения своего посмертного существования, и для укрепления несколько поколебавшегося земного основания их власти. Размеры пирамид со временем уменьшаются. В конце V династии в пирамиде царя Унаса впервые высекаются формулы царского заупокойного ритуала и связанных с ним представлений — «Тексты пирамид», пронизанные идеей бессмертия и могущества царя, полагающегося теперь на вечность слова, запечатленного в камне.
Центральное место в «Текстах пирамид» занимает гелиопольская теология, которая ко времени воцарения V династии стала общегосударственной и тесно срослась с сакрализованным культом царя. О значимости почитания Солнца (Ра) в связи с обожествленной царской особой ранее этого периода можно судить по тому, какое место отводилось имени Ра и связанным с ним представлениям в титулатуре и именах царей. Уже в «золотом имени» Джосера понятия «золото» и «Солнце» слились в нерасторжимом единстве («Солнце в золоте»). Сын Хуфу—Джедефра величает себя «сыном Ра».
Таким образом, «солнечное имя» вторгается в царскую титулатуру, окончательно придав ей вид пятичленного имени. Если раньше «Ра» лишь изредка встречалось в составе царских имен, то со времени преемников Хуфу это постоянное явление. О первых трех царях V династии сохранилось предание как о «детях Ра, владыки Сахебу», рожденных женой жреца Ра (папирус Весткар).
С периода VI династии все более заметной в религиозной жизни страны становится роль Абидоса, на многие века прослывшего важнейшим культовым центром Египта, где почитался Осирис. Отныне здесь стремятся построить себе гробницу или поставить поминальную плиту, приобщившись таким образом благодати бога. Во владениях Осириса в Абидосе соорудил себе усыпальницу и знаменитый своими многочисленными путешествиями в далекие страны сановник Уна, дабы быть «чтимым Осирисом». С этим богом, умершим и затем возрожденным к новой жизни, соединялись надежды на бессмертие. «Если жив он (Осирис), будет жить и (царь) Унас; если не умер он (Осирис), не умрет и Унас», — говорится в «Текстах пирамид».
Из более поздних заупокойных текстов Осирис известен как царь загробного мира, вершитель посмертной судьбы каждого египтянина на суде богов. С образом Осириса связывались понятия о справедливости еще в период V династии. Тогда же заметным становится рост этического элемента в общем контексте религиозной культуры Египта. Поступки и заслуги в земной жизни, как свидетельствуют «идеальные» биографии вельмож периода V-VI династий, уже могут оцениваться как угодные царю и богам и в этом мире, и в загробной жизни. В гробничных надписях появляются уверения в том, что умерший был «любим своим отцом и хвалим своей матерью», что он подавал хлеб и одежды нуждающемуся. «Я — тот, кто говорит благое и сообщает желаемое. Никогда не говорил я дурного властелину против каких-либо людей, ибо хотел я, чтобы было мне хорошо пред Богом Великим»,— повествуют о себе вельможи Хуфхор и Пепинахт.
В период создания единого государства упорядочиваются культы многочисленных богов Египта и связанные с ними религиозно-мифологические и космогонические представления. Идея единовластия привела к возвышению культов богов крупнейших религиозных и политических центров, вокруг которых формировались основные теологические концепции:
Взаимодействие различных жреческих школ на ранних этапах египетского государства было, видимо, интенсивным. Тексты из пирамиды царя Унаса запечатлели не только слияние осирического мифа и гермопольских жреческих построений с гелиопольской теологией, но и соединение в одной системе богов гермопольского учения и богов фиванских, еще не игравших тогда заметной роли в религиозной жизни страны.
Истоки солярного монотеизма, столь характерного для египетской религии, также, вероятно, следует искать в довольно раннем периоде. По крайней мере в эпоху V династии Ра в «Текстах пирамид» уже фигурирует как единый бог в разных ипостасях — Ра-Атум, Атум-Хепра-Ра, Ра-Хорахте и т. д. На фоне преобладающего на всем протяжении египетской истории политеизма — наследия ранних эпох — возникают такие сложные теологические концепции, как, например, мемфисская, свидетельствующая об особой глубине ума, сумевшего подняться над путаницей политеистических представлений, восприняв всех богов как эманации единого Птаха, создавшего мир силой своего слова, замысленного «сердцем».
«Что станется с этой страной, когда скроется солнце и не будет больше сиять, дабы могли видеть люди? Не будут жить, сокрытые тучами, и все оцепенеет, лишившись его… Обмелеет река Египта, и смогут пересечь воды вброд… Южный ветер одолеет северный, и не будет в небесах ни единого дуновения… Придут враги с Востока, спустятся азиаты в Египет… И будет страна в смятении, не зная, что станется с ней… Я покажу тебе сына врагом, и брата недругом, и человека, убивающего своего отца. Все уста будут молить о сострадании, но исчезнет все благое, и погибнет страна…»
Этот образ бедствия, воспринимаемого как конец мира, — реминисценция небывалого мятежа, завершившего эпоху Древнего царства. Его описание вкладывается в уста великого мудреца древности Неферти как пророчество царю Снофру, во время которого еще ничто не предвещало грядущих испытаний. Подобная картина, но уже не как обобщенное, схематизированное пророчество, а как потрясающий своей исторической достоверностью документ, сохранилась в знаменитых «Речениях Ипувера», несомненно очевидца междоусобицы, который тяжко переживает упадок страны и торжество простолюдинов над знатью и царем.
«Маат изгнана, в Зале Совета — ложь. Нарушены предначертания богов, и пренебрегают их заповедями. Страна пребывает в бедствии. Повсюду стенания. Города и области в скорби. Всякое лицо подобно (другому) во зле, и нет (более) почтительности. Нарушен покой (даже) владык молчания», — как бы вторит словам Ипувера гелиопольский жрец Хахаперрасенеб (Анху), также, очевидно, современник смут, писания которого на многие столетия пережили его самого.
Братоубийственная вражда, распад государства, голод и лишения, рост значения местных центров и их правителей, все более узурпирующих царские привилегии, усиление позиций средних слоев населения — все это не могло не сказаться на общем состоянии египетской культуры. «Подобно гончарному кругу», в этот период «повернулась» не только страна, но и само мировосприятие египтян, поставленных перед целым рядом социально-политических, религиозных и нравственных проблем. Но даже во времена упадка не были утрачены культурные ценности, созданные в эпоху Древнего царства.
От времени смут не сохранилось выдающихся памятников искусства, переживавшего тогда застой. Но в этот же период или непосредственно после него, в эпоху Среднего царства, появились такие глубокие сочинения, как «Поучение гераклеопольского царя своему сыну Мерикара» и «Спор Человека и Ба».
«Поучение гераклеопольского царя» — первое известное нам дидактическое сочинение, составленное от имени царя. В «Поучении» особый акцент делается на нравственные основы власти. Призывая Мерикара с беспощадностью относиться к мятежникам и остерегаться черни, гераклеопольский царь в то же время советует приближать к себе человека за его заслуги, не наказывать несправедливо и творить Маат, заботиться не только о своих вельможах, но и обо всех подданных, ибо все люди — «стадо бога», они — «подобия, вышедшие из его плоти». Увещевая сына следовать мудрым писаниям предков, он говорит об особой ответственности, которую налагает на царя его сан, и указывает ему, что именно благие поступки правителя — лучшая память о нем среди людей и залог оправдания на суде богов в загробном царстве, где добродетель ценится выше, чем пожертвованный «бык злодея». Так впервые идея загробного воздаяния, которая, по всей видимости, уже существовала во второй половине Древнего царства, приобретает для нас отчетливые очертания, свидетельствуя об углублении нравственных исканий.
Многочисленные намеки на эту идею содержатся в новых заупокойных текстах («Тексты саркофагов»), призванных обеспечить их обладателям бессмертие. Линия преемственности этой идеи тянется далее, в новоегипетскую заупокойную литературу, где она предстает уже окончательно сложившейся, — в знаменитую 125-ю главу «Книги мертвых». Но здесь, как и в «Текстах саркофагов», этический момент кажется растворенным в магических формулах, без помощи которых, видимо, не до конца можно надеяться на загробное спасение. Магия сильнее любого оружия в мире земном и создана богом-творцом изначально ради отвращения всяческого зла, как подчеркивается в «Поучении гераклеопольского царя».
Официальная идеология эпохи смут стремится возродить политическое и духовное единство страны, порядок и гармонию, утраченные «из-за греховной сущности людей», призывает к восстановлению культов богов, и прежде всего почитания Ра, тесно сросшегося с идеей единодержавия, увещевает неукоснительно соблюдать все ритуалы и совершать жертвоприношения. Одновременно с этим в недрах египетской культуры зреет иная система мировосприятия, связанная с представлениями о загробном мире, всегда занимавшими центральное место в египетской религии.
«Не выйдешь ты (больше) наружу, дабы видеть Солнце» — эти строки из «Спора Человека и Ба» находятся в полном противоречии с заупокойными текстами, одно из магических назначений которых — дать возможность умершему каждодневно созерцать Солнце, без чего немыслима жизнь в мире ином.
Представления о загробном мире как стране вечного сна, тягостного мрака, где нет воды и воздуха, радостей любви, были достаточно широко распространены в Египте, встречаясь даже в гробничных надписях жрецов. И хотя подобные взгляды встречали отпор, хотя вновь и вновь напоминалось, что время жизни на земле — это сон и что взамен воды, воздуха и любовной услады дано будет «просветление», а вместо хлеба и пива — «умиротворение сердца», мало чтущие некрополь не переводились.
«Песнь арфиста» из гробницы царя Антефа призывает «праздновать прекрасный день», не думая о смертном часе, ибо никто из умерших не вернулся, дабы поведать о своей участи и успокоить живущих, никто из них не взял в мир иной своего достояния, и места посмертного успокоения даже великого Имхотепа и Джедефхора исчезли с лица земли.
Что означают подобные настроения? «Скептицизм», как их обычно принято называть, или откровенное неверие, отсутствие или недостаток благочестия, упование на то, что вечно только всепобеждающее слово, а не каменные гробницы, подверженные разрушению, отрицание ли здесь существования самой загробной жизни или связанного с переходом к ней громоздкого ритуала? На эти вопросы нелегко дать ответ — слишком отрывочны и скупы наши данные.
Нубийские воины. Деревянная скульптура из гробницы номарха в Сиуте. Начало Среднего царства.
Но они говорят о том, сколь сложны были представления египтян о проблеме жизни и смерти. И то, что в эпоху смут, впервые ощутимо для нас, египетская сакральная культура уже не предстает как единое целое, сосуществуя с идеями неортодоксальными, само по себе весьма знаменательно. Не исключено, что неортодоксальные идеи возникли гораздо раньше, а годы великого социального и духовного потрясения лишь обнажили эти противоречивые тенденции египетской культуры.
Подъем культуры в эпоху Среднего царства кажется особенно впечатляющим на фоне предшествовавших времен. Фиванские владыки во многом стремились возродить и продолжить традиции царей Древнего царства. Но изменения, затронувшие уклад жизни, язык, искусство, религию, литературу в период распада страны, наложили неизгладимый отпечаток на культуру эпохи, и без них невозможно понять ни стремительного расцвета светской художественной среднеегипетской литературы и научных знаний, ни усиления поисков индивидуальных черт в царской и частной скульптуре и возобладания их порой над внутренним, духовным, идеальным обликом, ни переосмысления роли царя в египетском обществе, который теперь все более представляется не только недосягаемым божеством, но и конкретным человеком.
Кормление антилоп. Роспись из гробницы номарха Хнумхотепа II в Бени-Хасане. XII династия.
Отделенный неизмеримой дистанцией от своих подданных, царь тем не менее мог испытывать те же чувства страха, незащищенности перед превратностями судьбы, которые были свойственны простому смертному. И в этом смысле в «Поучении Аменемхета I» чувствуется связь с дидактикой смутных времен, с «Поучением гераклеопольского царя». Царские статуи, прежде скрытые в заупокойных сооружениях, отныне все чаще выносятся за их пределы. Они были обращены не столько к миру иному, сколько к подданным, перед которыми, запечатленная в камне, воспевалась мощь новых владык, покорителей Нубии, усмирителей бедуинов пустынь и азиатов, воюющих «со времен Хора».
Среднее царство по праву считается классическим периодом египетской культуры. В это время окончательно складывается среднеегипетский язык, который как господствующий письменный язык просуществовал до XIV в. до н.э., до конца египетской истории сохранив преимущественно религиозно-культовое назначение. Развивается скоропись (иератическое письмо), свидетельствующая о подъеме хозяйственной жизни.
В эпоху Древнего царства уже были созданы основные архитектурные формы, воплотившиеся в монументальных сооружениях (пирамида и заупокойный храм, солнечный храм с обелиском) и их компонентах (типы колонн, декор зданий и т. д.), в сочетании архитектуры, скульптуры и рельефа. Но в начале Среднего царства, ознаменованном интенсивным храмовым строительством, архитектурный стиль Древнего царства был не просто возрожден, но и переосмыслен, исходя из местных политических, религиозных и художественных потребностей. Соединение традиций Древнего царства с элементами локальных культур дало такие образцы искусства, как росписи из гробниц номархов Антилопьего нома (Бени-Хасан) или заупокойный храм в Дейр-эль-Бахри Ментухотепа. В этом ансамбле, гармонично сочетавшем в себе пирамиду и тип скальной гробницы, проявилась свойственная религиозной политике фиванских царей тенденция к возрождению солярного культа, тесно связанного с культом царя и с местной традицией почитания Амона. Та же тенденция проявилась и при Сенусерте I, который соорудил храм Атуму в Гелиополе и молельню (Белый храм) в Карнаке, посвященную Амону-Ра, даровавшему своему «сыну» Сенусерту «царство Обеих Земель».
Пирамиды царей XII династии, воздвигнутые ими от Дашура до Фаюма, выглядели намного скромнее пирамид Древнего царства и по своим размерам, и по материалу, и по технике исполнения. Зато грандиозными были царские замыслы по улучшению ирригационной системы в Фаюмском оазисе.
Здесь, в священных угодьях бога-крокодила Собека, близ новой столицы-крепости, носившей название Ит-тауи (Завладевший Обеими Землями), сооружается заупокойный храм Аменемхета III, названный греками Лабиринтом (от престольного имени царя — Ни-маат-Ра, произносившегося греками как Ламарес). Этот уникальный ансамбль, занимавший огромную территорию — 72 тыс. кв. м, до наших дней не сохранился. По свидетельству античных авторов, он представлял собой пантеон бесчисленного множества богов страны, вызывавший восхищение чужестранцев. «Я видел его, — писал о Лабиринте Геродот, — и нашел, что он выше всякого описания. Действительно, если бы собрать вместе все эллинские укрепления и другие сооружения, то оказалось бы, что они стоили меньше труда и денег, нежели Лабиринт… Лабиринт превосходит сами пирамиды».
Лабиринт — апогей архитектурного строительства времени Среднего царства и, подобно пирамидам Древнего царства, явился символическим выражением расцвета и единства страны. При Аменемхете III будто снова возродилась слава мемфисских царей Древнего царства и в подражание им царь предстает в облике всесильного бога. Он солнце лучезарное, «озаряющее Обе Земли больше солнечного диска, зеленящий больше Великого Хапи»,— воспевал Аменемхета III вельможа Схотепибра.
Процветание государства в эпоху Среднего царства способствовало подъему египетской культуры, развитию конкретного научного знания, если и не противопоставленного пока знанию магическому, то по крайней мере имеющего в перспективе освобождение и отделение от последнего. Само приобретение знания — на уровне школьной науки египетского писца — рассматривалось сугубо утилитарно. Хотя и дарованное богами, это знание было необходимо только для достижения высокого социального и имущественного положения.
— подчеркивалось в «Поучении Ахтоя, сына Дуауфа, своему сыну Пепи».
От эпохи Среднего царства и времени гиксосов дошли первые математические и медицинские тексты, содержащие практические и конкретные задачи:
Большой медицинский папирус Эберса и хирургический папирус Эдвина Смита являются текстами Нового царства, хотя, несомненно, восходят к значительно более древним трактатам. В папирусе Эберса, где впервые в истории медицины изложено учение о кровеносных сосудах, пульсе и сердце, в общем контексте магического знания уже виден проблеск научных обобщений. В папирусе Эдвина Смита, содержащем древнейшее учение о мозге, магическая терминология почти полностью уступает место терминологии практической.
От эпохи Среднего царства сохранились и древнейшая запись обмера страны, и списки созвездий на саркофагах, и первый в мире словник; напоминающий энциклопедию, который был найден в библиотеке, открытой в одной из гробниц Рамессеума. Наряду с религиозной, научной и традиционной дидактической литературой в той же библиотеке были обнаружены и шедевры египетской художественной литературы Среднего царства — «История Синухета» — «настоящий роман», по словам Б. А. Тураева, «совершенно лишенный фантастического элемента», и «Красноречивый поселянин», сугубо книжное сочинение, содержащее обвинительные речи несправедливо обиженного крестьянина, которые он произносит по всем правилам египетской риторики. Эти сочинения, а также «Сказка о потерпевшем кораблекрушение», отразившая в духе фольклора египетские представления о волшебной экзотике дальних стран Красноморья, были у египтян излюбленным чтением, особенно «История Синухета», судя по количеству сохранившихся фрагментов копий на папирусах. Для позднейших эпох существования египетского государства литература Среднего царства была образцом, достойным подражания.
Богиня Нейт, охраняющая ковчег с канопами Тутанхамона. XVIII династия.
Эпоха гиксосского владычества затормозила естественную эволюцию египетской культуры, но не прервала линии ее преемственности.
Новое царство явилось дальнейшим значительным этапом не только внутреннего развития египетской культуры, но и небывалого прежде интенсивного распространения ее за пределы Египта, взаимодействия с культурами соседних народов. Положение Египта как мировой державы создает особо величественный стиль, ярко проявившийся в монументальных храмовых постройках в Фивах — «Граде Амона», в торжественных надписях фараонов-завоевателей, их анналах и одах, в гимнах богам, и прежде всего Амону Победоносному, именем которого освящались все военные походы. Главенствующее положение Египта нашло отражение в храмовых и гробничных сценах с изображениями посольства от четырех стран света или в гимнах, где египетские боги воспевались как творцы не только Египта, но и других стран. Культура иных народов, какими бы «жалкими» и «презренными» они ни представлялись самим египтянам, оказалась для них вовсе не чуждой и принималась тем легче, чем ближе к закату была слава великой державы фараонов, вынужденной все более считаться со своими новыми политическими соперниками — хеттами, ассирийцами, вавилонянами.
Степень проникновения египетской культуры в иную этно-культурную среду была различна. Она нашла особенно благоприятную почву среди народов Ливии и Нубии, с культурой которых египетская цивилизация имела много общих корней и где экономическое и политическое господство египтян покоилось на прочном фундаменте. Так, в Нубии были восприняты многие элементы египетской государственности, искусства, религии и иероглифическое письмо. Лишь по мере ослабления власти египтян местная, специфическая африканская культура все настойчивее прорывается здесь сквозь налет культуры привнесенной. Через Нубию и Ливию египетская культура все более распространялась в глубь Африканского континента, и до недавнего времени в Судане, Эфиопии и в Западной Африке еще были живы обычаи, весьма напоминавшие древнеегипетские.
Коленопреклоненный с наосом. XVIII династия.
В Азии основным средоточием египетской культуры оставался Библ, с которым Египет издревле имел тесные торговые связи. Цари Библа часто составляли надписи на египетском языке, молились местной богине Баалат Гебал в облике Хатхор, в честь которой здесь был сооружен один из самых древних на территории Азии египетских храмов. Культурное влияние Египта в Сирии и Финикии часто было данью признания египетского сюзеренитета над местными правителями и ограничивалось внешними формами: элементами декора зданий, бытовых предметов, гробничных стел, чертами иконографии божеств. Здесь, несомненно, сказалась устойчивая местная древняя традиция, противостоящая глубокому внедрению в нее культуры чужеродной.
Египет, напротив, заимствовал из Азии гораздо больше, хотя и «переплавлял» азиатские элементы культуры в лоне культуры собственной. Почитание воинственных азиатских богов и богинь Баала, Решефа, Иштар, Анат и др., часто сопоставляемых с египетскими, «семитизмы» в египетской литературе, особенно распространившиеся после походов фараонов в Азию, не изменяя специфического облика египетской культуры, сообщили ей по сравнению с прошлыми временами более «восточную» ориентацию, особенно в северных районах, в области Дельты, испокон веков больше тяготевшей к Востоку, чем самобытный египетский Юг.
Расширение географического горизонта, взаимодействие с культурой иных народов, приток в Египет огромных богатств явились стимулом небывалого расцвета египетской культуры. Эпоха Нового царства особенно примечательна грандиозным строительством храмов в Египте (Фивы, Абидос) и в Нубии (Абу-Симбел, Бухен, Солеб, Бейт-эль-Вали, Акша); дальнейшим совершенствованием искусства рельефа, росписи, пластики, ювелирного дела; развитием многожанровой литературы («Сказка о двух братьях», «Правда и Кривда», «Сказка об обреченном царевиче», «Миф об истреблении людей», «Сказание об Апопи и Секененра», «Взятие Яффы», «Путешествие Уну-Амона в Библ», басня «Тяжба живота с головой», религиозная поэзия, многочисленные автобиографические надписи, наставления писцам, любовная лирика).
Суд Осириса. “Книга мертвых”. Папирус. XXI династия.
В новоегипетских текстах возрождаются и многократно умножаются утраченные в годы владычества гиксосов мотивы упоения ратной славой. Стены храмов и гробниц запечатлели бесконечные сцены пиршеств, изображения военных трофеев, торжественных церемоний принятия дани от чужеземных послов, экспедиций в далекий, сказочно богатый Пунт (рельефы заупокойного храма Хатшепсут в Дейр-эль-Бахри), сцены приношения жертв, разнообразных даров, скота, пленных египетским богам, делившим военную славу с фараонами-завоевателями. Новые веяния вторгаются даже в такую консервативную область древнеегипетской литературы, как заупокойные тексты: гимны богам, включенные в «Книгу мертвых», как бы оттесняющие ритуал на второй план, совпадают с торжественным настроем официальной литературы того периода.
Погребальная процессия. Рельеф. XVIII династия.
В столицах Нового царства — Фивах, Ахетатоне, Мемфисе, Пер-Рамсесе — работали наиболее талантливые художники. Надписи XVIII—XIX династий донесли до нас имена выдающихся деятелей культуры: летописца Чанини, свидетеля боевых подвигов фараона Тутмоса III, зодчих Инени, Сенмута, Джхути, Аменхотепа, сына Хапу («предстателя» перед богами, поставленного царем), культ которого существовал до конца египетской истории, скульптора Тутмоса, которому приписывается создание знаменитых портретов Нефертити, архитектора Майа, построившего в Карнаке, главном культовом центре страны эпохи Нового царства, резиденции Амона-Ра, самый крупный по тем временам колонный зал площадью 5 тыс. кв. м., изобретателя усовершенствованных водяных часов Аменемхета.
Мир и внешняя стабильность, казалось надолго установившиеся в Египте с воцарением Аменхотепа III после долгих войн, внезапно были разрушены в правление его сына и преемника Аменхотепа IV. Изменив вере своих предков, этот фараон-реформатор на двенадцатом году своего царствования окончательно порывает с традиционным египетским многобожием и учреждает культ солнечного диска – Атона. По приказу царя в египетских надписях делаются попытки уничтожить не только имена богов, но и само понятие «бог». Слово это стремятся заменить словом «властитель», а знак бога — знаком, обозначавшим фараона. Само солнце на завершающем этапе реформы мыслится не как бог, а как царь. Отныне в мире правят только два царя: Солнце-Атон и его сын Эхнатон — «Угодный Атону».
Религиозная реформа Эхнатона — исключительное явление в истории не только египетской, но и, возможно, всей древневосточной культуры. До сих пор мотивы и своеобразный характер ее, как и сама личность царя,— предмет острых споров. С одной стороны, в «солнцепоклонничестве» Эхнатона нельзя не видеть традиционную в египетской религии струю солярного монотеизма, связанного с гелиопольской жреческой доктриной, но освобожденного в реформированной религии от мифологического «балласта». Эхнатон словно довел до логического конца восходящую еще к эпохе великих пирамид концепцию о царе как «сыне Солнца» и не менее древнее представление о Солнце как о царе. С другой стороны, полное игнорирование Эхнатоном осирических представлений, ставших центральным моментом веры египтян в загробное преображение, уничтожение в надписях на заключительных этапах реформы самого слова «бог» и знаков, обозначающих бога, придают учению Эхнатона оттенок намеренного богоборчества. Эхнатон же, «враг из Ахетатона», как его заклеймили более поздние тексты, «первый индивидуалист и религиозный гений в истории», по словам Б. А. Тураева, один из самых жестоких египетских владык, творящий «силу против не знающего учения его» и «обрекающий мраку» своих противников, в конце своего правления весьма напоминает не просто отступника, еретика, но и ниспровергателя веры в бога, заслоняющего собственной личностью своего «отца» Атона, несмотря на строгое соблюдение религиозной обрядности в служении Атону.
Саркофаг Маху, земледельца из Дома Амона. XVIII династия.
О социальных причинах реформы Эхнатона писали многократно; гораздо труднее постичь мировоззренческие причины ее. И хотя из текстов амарнского периода явствует, что единственным создателем «учения жизни» был сам царь, вряд ли бы последнему удалось осуществить свой смелый «эксперимент», не будь создана благоприятная обстановка в ближайшем царском окружении, целиком обязанном Эхнатону своим возвышением и ради мирских благ готовом принять или отвергнуть Атона или Амона. Следует иметь в виду и то, что непосредственно перед восшествием на престол Аменхотепа IV культ Солнца приобрел особое значение в царской семье. Отец царя-реформатора в отличие от своих предшественников с особой последовательностью называл себя «образом Ра», доведя до крайности культ своих собственных статуй (проявлений его божественной сущности). Он величался «Солнцем — владыкой Маат», именем, весьма напоминающим свойственное титулатуре Эхнатона имя Живущий Маат.
Амарнский период был кратким, но чрезвычайно ярким этапом древнеегипетской истории и, несмотря на верхушечный характер реформы, имел важные последствия для всех сфер египетской культуры.
Впитав в себя наиболее яркие реалистические сюжеты, композиции и стилистические приемы египетского искусства, Амарна развила и упрочила их и, пройдя стадию гротеска, создала галерею скульптурных шедевров — портретов Эхнатона и членов его семьи, изящных рельефов, многоцветных росписей, среди которых особенно выделяются пейзажные композиции. Именно под влиянием Амарны в египетском искусстве впервые появляются светские образы царя и царицы, изображенных в бытовой, непринужденной обстановке. Амарна явилась переломным моментом в истории новоегипетского языка, и со времени правления Эхнатона он становится языком письменным. Новоегипетский язык в гораздо большей степени отличался от среднеегипетского, чем среднеегипетский от староегипетского. Несомненно, Амарна была стимулом и для появления множества рукописей светской литературы на новоегипетском языке, и среди них — любовная лирика, «песни услаждения сердца». Некультовая лирика Египта — уникальное явление на древнем Востоке, где любовная поэзия целиком подчинена сакральным целям и, как правило, включена в ритм жизни храма. Египетская любовная лирика, а также реалистический скульптурный портрет значительно отличаются от традиционного искусства древнего Востока, напоминая, по нашему представлению, скорее светское искусство Западной Европы.
Крышка канопы царевича Неби. II тыс. до н.э.
Значительно усилив реалистическое, светское направление в искусстве и литературе, реформа Эхнатона в то же время вызвала негативную реакцию со стороны традиционной сакральной культуры, одним из наиболее стойких приверженцев которой являлось фиванское жречество. В религии Амона Фиванского, ставшей целым этапом в истории развития культуры страны, ярко сказалась могучая сила египетской традиции, ибо фиванская теология впитала в себя идеи жреческих школ, возникших еще на заре египетской цивилизации.
Под влиянием идей имперского единовластия в религии Амона особенно проявились черты солярного монотеизма. В некоторых текстах, носящих явный отпечаток Амарны, Амон, подобно Атону, величается даже «единственно-единым со множеством рук» (Атон представлялся в виде солнечного диска с лучами-руками). Органично впитав в себя наследие древних жреческих школ и Амарны, фиванская теология тем не менее явилась новым шагом в развитии египетской религиозно-философской мысли. В гимнах послеамарнского периода Амон все более воспевается как бог единый, предвечный, сущность которого неведома и непостижима и проявление которого — все боги. В то же время Амон все чаще предстает в гимнах как бог, милосердный к убогому и угнетенному. И в этом нельзя не видеть воздействие изменившейся социально-политической ситуации, когда на смену внешней несокрушимости империи пришли годы испытаний. Постепенная утрата завоеванных территорий, растущие внутренние противоречия, усиление коррупции заставляли общество вновь обращаться к всемогущим богам, и прежде всего к Амону, недавнему воинственному владыке мира, теперь же всеблагому судье, «приходящему на зов того, кто пребывает в утеснении».
Усиление этического элемента в египетской религии в эпоху Нового царства на фоне все усложняющегося магического знания, углубление теологической мысли и религиозного чувства, с одной стороны, рост вольнодумных настроений — с другой,— таковы основные тенденции в духовной жизни этого противоречивого периода. Именно тогда появляется 125-я глава «Книги мертвых» с ее идеей нравственного загробного суда и создаются ритуально-магические композиции, доступные первоначально узкому кругу посвященных («Книга Амдуат», «Книга врат», «Книга дня», «Книга ночи» и др.). В текстах гробниц фиванских жрецов и светских лиц, в молениях служителей фиванского некрополя — «послушных призыву в Месте Правды» — все чаще звучат религиозные мотивы покаяния и по мере упадка государственной религии растет благочестие отдельной личности.
Слепой арфист. Рельеф гробницы Па-Атен-емхеба в Саккара. XVIII династия.
И в то же время переписывается «Песнь арфиста» из гробницы царя Антефа, разгорается полемика официальной теологии с противоречащими ей идеями, и эта полемика проникает даже в заупокойную литературу (175-я глава «Книги мертвых», папирус Ани, XVIII династия). Вновь звучит мысль о вечности нерукотворных памятников — творений писцов-мудрецов древности, не подверженных разрушению, в отличие от храмов и гробниц («Прославление писцов», XIX-XX династии). Именно в эпоху Нового царства столь популярными становятся «песни услаждения сердца», героем в них мог быть теперь даже фараон «Мехи» (Хоремхеб?), попасть в гарем которого мечтает тоскующая о нем красавица. В ту же эпоху возникает явно пародийное произведение «Спор Хора с Сетом», где боги представлены порой в неприглядном обличье и благородный миф об Осирисе утрачивает свой священный пафос.
После Амарнского периода усиливается начавшаяся еще при Аменхотепе III своего рода гигантомания в храмовом строительстве, которая проявилась также в сооружении царских статуй-колоссов. Достаточно вспомнить огромные луксорские колонные дворы и пилоны с монументальными статуями Рамсеса II, гигантский масштаб сооружений в Карнаке первых фараонов XIX династии, завершивших предпринятое здесь еще Хоремхебом строительство гипостильного зала, знаменитый Рамессеум на западном берегу Фив, пещерный храм Рамсеса II в Абу-Симбеле с величественными статуями царя. Строительство заупокойного ансамбля Рамсеса III в Мединет-Абу (XX династия), напоминающего крепость, завершает эту блестящую эпоху храмового строительства.
Госпожа и служанка. Роспись из гробницы Джесеркара-сенеб в Фивах. XVIII династия.
Запечатленные в храмовых рельефах изображения грандиозных битв с азиатами, ливийцами и «народами моря», взятия вражеских крепостей и кораблей, посольств побежденных стран и верениц пленников, гробничные росписи со сценами пиров и папирусные рисунки с изображениями гаремных развлечений, скандальные процессы по делам ограбления гробниц, сохранившиеся в записях папирусов эпохи Рамессидов,— все это как бы сливается в одно огромное полотно, на котором величие и упадок империи уже сосуществуют в нерасторжимом единстве.
Воспевание воинских доблестей вырождается в пародию на них («Взятие кошачьей крепости»). Участь воина подвергается порицанию в поучениях писцов, чутко реагирующих на изменение обстановки. Гигантомания, как и войны царей XIX династии, оказывается призрачным отблеском былого величия; увлечение пышной фразеологией в надписях царей и их сподвижников, изяществом слога в поучениях-письмах и внешней декоративностью в искусстве — прикрытием все более утрачиваемого содержания. Особое поклонение азиатским богам войны — не только дань эпохе войн, но и уступка культуре народов, которых теперь признают равноправными партнерами.
Пройдет немногим более столетия, и в Азии власть фараона превратится в фикцию, и лишь посланца Амона, жреца Уну-Амона («Путешествие Уну-Амона в Библ», XI в. до н.э.), здесь еще будут терпеть и в конце концов исполнят его просьбу, признавая величие имперского бога и древней культуры подвластной ему страны.
«Амон создал все земли. Он создал их, но землю Египетскую, из которой ты пришел, — говорит, обращаясь к Уну-Амону правитель Библа, — он создал раньше всех. Искусство вышло из нее, чтобы достигнуть места, где я нахожусь, и знание вышло оттуда, чтобы достигнуть места, где я нахожусь».
По мере угасания цивилизации Египта неожиданно с новой силой проявились древнейшие ее черты, что было вызвано стремлением египтян отстоять свою самобытность перед угрозой военного и культурного завоевания.
Батальная сцена. Роспись на деревянном ларце из гробницы Тутанхамона. XVIII династия.
— все это способствовало ускорению процесса взаимодействия и ассимиляции культур. На этой волне усиливающихся международных контактов и возникает новая тенденция в египетской культуре — намеренная архаизация.
Стремление к архаизации заметно уже в Египте с эпохи XXV династии. Один из лучших историко-литературных памятников этого периода — стела Пианхи из Гебель-Баркала, красочное повествование о покорении Египта царем Напаты — в своих строках неоднократно обнаруживает связь со ставшими к тому времени классическими литературными и религиозными текстами. В эту же эпоху по приказу царя Шабаки переписывается с древнего оригинала знаменитый «Мемфисский богословский трактат».
Сеннеджен и его жена в полях Иалу. Гробница Сеннеджен в Дейр-эль-Медине. XIX династия.
В период правления XXVI династии, при которой Египет вновь испытал кратковременный подъем экономики и культуры, архаизация становится основой официальной политики («саисский ренессанс»). Ушла в прошлое слава Фив, здесь больше не возводятся грандиозные постройки в честь Амона. Культурным средоточием страны становится город Саис в Дельте — культовый центр богини-воительницы Нейт, древнейшие черты почитания которой как великой матери богов вновь приобретают особое значение.
Архаизация культуры, борьба за ее «чистоту», самобытность в саисский период проявились –
Надписи саисского периода поражают нагромождением титулов, изображения — смешением стилей, внешней стилизацией в ущерб индивидуализации. особым изяществом и совершенством исполнения, свидетельствующим о многовековой шлифовке. В саисскую эпоху обостряется чувство связи с прошлым, проявившееся, в частности, в пробуждении интереса к генеалогиям людей и богов, усиливается синкретическая тенденция в египетской религии, выразившаяся в причудливом слиянии образов самых разных богов, в почитании в одном храме наряду с главным божеством множества иных богов пантеона, которые рассматриваются как проявления его сущности.
«Национализм» саисского периода был искусственным явлением и не мог противостоять проникновению в страну других культур. В это время в Египте впервые основываются торговые поселения греков, среди которых особую роль в процессе сложения греко-египетского культурного синкретизма и в распространении элементов древнеегипетской культуры за пределы Египта суждено было сыграть Навкратису.
После завоевания персами Египет, являясь одной из наиболее развитых сатрапий Ахеменидской державы, непосредственно включился в жизнь целого ряда народов, объединенных в Царстве стран, с которыми прежде имел в основном косвенные контакты. Теперь Египет населяло еще большее число выходцев из Азии: евреев, арамеев, финикийцев, вавилонян, моавитян, персов, мидийцев, хорезмийцев, обитателей далекой Индии, которые приносили с собой свои обычаи, верования. Египтяне же по той или иной причине покидавшие родину, все сильнее приобщались к культуре тех стран, где они оседали, меняли имена, начинали жить новой жизнью, но сохраняли свое этническое самоназвание.
С саисского периода официальным письменным языком в Египте становится наследник новоегипетского языка — демотический. Возникнув в переломный момент истории страны под влиянием бурного развития торговых контактов, этот язык в период персидского господства активно включает в свою лексику слова из арамейского языка, распространенного тогда в западной части Персидской державы.
Статуя царицы. IV в до н.э.
Персы не преследовали цель изменить язык Египта и специфику его культуры и ради упрочения здесь своего господства вынуждены были считаться с местными традициями. Дарий I в угоду этим традициям изображался порой в египетском военном облачении. Камбиз был посвящен в мистерии Нейт и, как саисские цари, носил титул «сын Ра, подобие Нейт», поддерживая таким образом, не без влияния египетского жречества, идею непрерывности фараоновского владычества. Персидские цари на первых порах возводили храмы древним богам Египта. При Дарии I на стенах храма Амона в Великом оазисе (Эль-Харге) был записан один из гимнов этому богу, где он воспевается как божество, тождественное природе («Ты — небо, ты — земля, ты — преисподняя, ты — вода, ты — воздух, пребывающий меж ними»).
В период персидского владычества получает дальнейшее развитие демотическая литература. При Дарии I была записана «Повесть Петеисе III». Это произведение-хроника — как бы невольное свидетельство духовной деградации египетского жречества в позднеегипетский период, ибо в центре внимания его — преступные интриги священнослужителей, борющихся за обладание жреческим саном, сулящим немалый доход.
Молящийся перед жертвенником. XXII династия.
Расцвет демотической литературы приходится на VII-II вв. до н.э., но она продолжает свою жизнь вплоть до римского завоевания, отражая основные черты культуры этой эпохи: углубление нравственных исканий и в то же время усиление тяги к магическому знанию («Сказания о Сатни-Хемуасе», «Царская книга» — папирус Инсингер), все более обостряющийся интерес к древности, идеализированному прошлому и воздействию культур иных народов («Сказания о Петубасте», «Демотическая хроника», «Рассказ о Бокхорисе и агнце» и др.). Эти произведения, выходящие за временные рамки самостоятельного существования египетской цивилизации,— завершающий этап дневнеегипетской литературы, питаемой историческими реалиями уходящего в прошлое Египта фараонов.
Поздний Египет живет лихорадочной жизнью: постоянные смены династий, от упадка и развала — к новым взлетам, кажущемуся возрождению. Нестабильность, ожидание прихода завоевателей, смут между владельцами распадающегося на отдельные области государства вызвали волну небывалого увлечения чудесами, оракулами богов, привели к усилению апокалиптических настроений. В это время уже не ведется грандиозное храмовое строительство. В литературе развиваются в основном сложившиеся жанры, в искусстве за образец берутся устоявшиеся художественные приемы.
Бог Птах. Птолемеевское время. IV-I вв. до н.э.
Было бы, однако, неверно оценивать позднеегипетскую эпоху только как время эпигонства, эклектизма и постепенно усиливающейся архаизации культуры. Пропилеи храма на о-ве Филэ и карнакский пилон Нектанеба (XXX династия), скульптурные портреты из темно-зеленого камня саисского периода, гимны богам, по силе поэзии временами напоминающие библейские псалмы, появление таких литературных текстов, как «Наставление Ани своему сыну Хонсухотепу» (XXI династия) или «Поучение Аменемопе» (XXII-XXVI династии), отразивших несравненно более высокий уровень этических представлений египтян, чем древние произведения подобного жанра, усиление в сфере религии космического дуализма и дуализма этического под влиянием «великого ужаса» иноземного гнета, возрастание роли культа Осириса и богов его круга — все это свидетельствует о далеко не исчерпанных возможностях египетской культуры. Даже в пору своего угасания она продолжала быть живительным источником для культур других народов, в глазах которых Египет по-прежнему оставался страной тайной премудрости, глубокого мистического опыта и бесценных знаний.
Не случайно так много соответствий находят между «Поучением Аменемопе» и «Книгой Притчей Соломоновых». И сколь многозначны слова, донесшие в «Деяниях апостолов» эхо ветхозаветной традиции: «И научен был Моисей всей мудрости Египетской, и был силен в словах и делах». Египетская дидактика и мистика, религиозная поэзия, сложившиеся словесные формы могли служить ветхозаветной литературе образцом для соотнесения с собственными этическими и религиозными представлениями и способами их литературной фиксации.
Особое значение для соседних с Египтом народов имела египетская медицина. Ее достижения, прежде всего в области хирургии, ценились при дворах иноземных владык, и слава египетских лекарей, подобных «великому врачевателю» Уджахорресенту, жрецу богини Нейт доверенному лицу персидских царей, надолго пережила их самих. В средневековых арабских и европейских медицинских текстах содержится немало рецептов, заимствованных из египетских медицинских папирусов и магических текстов.
Еще задолго до того, как взошла заря античной цивилизации, в Египте были накоплены важнейшие практические знания в области математики и астрономии (определение площади круга, объема усеченной пирамиды, площади поверхности полушария, солнечный календарь, деление суток на 24 часа, знаки зодиака и др.). Культурное наследие Египта продолжало жить в юлианском календаре и, быть может, в «Геометрии» Герона, в исследованиях дробей у греческих математиков и в задаче на решение арифметической прогрессии у армянского математика VII в. н. э. Анания Ширакского.
Египетские нормы права и государственного управления в той или иной мере были усвоены напатско-мероитскими царями, державой Ахеменидов и эллинистическими монархиями, Аршакидами и Сасанидами, римлянами и Византией,народами христианского Востока, Русью.
Умерший, Осирис и Анубис. Погребальная пелена. Середина II в. н.э.
Сокровища египетской мысли — научной, практической и мистической — оказались притягательным источником для видных греческих ученых, философов, государственных деятелей, которые посещали Египет, чтобы приобщиться к этим знаниям и сделать их достоянием своей культуры. Согласно античной традиции, в Египте побывали Солон, Фалес, Пифагор, Гекатей Милетский. Плутарх сообщает, что «Эвдокс учился у Ксенофона из Мемфиса, Солон — у Сонхита из Саиса, Пифагор — у гелиополита Ойнуфея. Особенно, кажется, этот последний, восхитительный и восхищавшийся жрецами, подражал их таинственной символике, облекая учение в иносказание».
Египетское искусство с его характерной монументальной архитектурой и статичной скульптурой явилось образцом для подражания еще в глубокой древности и было переосмыслено в крито-микенской культуре (III-II тыс. до н.э.), носившей также следы египетского влияния в области ювелирного мастерства, в сюжетах фресковой и вазовой живописи, в религии и письме. Отдельные черты египетской культуры прослеживаются в искусстве Ближнего Востока во II тыс. до н.э. у народов Сирии, Финикии, у хеттов, ассирийцев и др. Традиция египетской погребальной маски в сочетании с традициями эллинистического искусства вызвала к жизни такое удивительное явление, как фаюмский портрет. Египетский скульптурный портрет, пейзаж, пирамидальная гробница, обелиск и другие элементы архитектуры, львы и сфинксы были восприняты античным искусством, а через него — европейским, особенно в пору увлечения экзотикой и мистикой Востока.
Древнейшая родина дидактики и мессианских сочинений, любимых египтянами, колыбель басни и исторической повести, сказки и любовной лирики, Египет не мог не питать литературу соседних народов. По словам французского ученого Ж.-Ф. Шампольона, «Европа, получившая от Древнего Египта начатки науки и искусства, обязана ему еще одним благодеянием — алфавитным письмом». Египет не только оказал влияние на финикийское письмо и через него — на европейскую письменную систему, письмо синайское и на становление древнейшего алфавита в Африке (мероитское письмо), но и внес определенную лепту в словарный запас соседних народов. Некоторые слова из египетского через греческий, коптский и арабский языки проникли в словари европейские.
Богиня Нут в обрамлении знаков зодиака. Саркофаг Сотера из Эль-Курне. II в. н.э.
Развитию культуры Египта не был положен предел при греко-македонском владычестве. Соприкоснувшись с иной цивилизацией, она пережила новый своеобразный расцвет, будучи уже частью общей эллинистической культуры. Завоеватели восприняли египетскую идею сакрального царства, поклонялись священным быкам и овнам, строили храмы египетским богам, соперничавшие по своей монументальности с постройками эпохи пирамид и Нового царства.
Но дни египетской языческой культуры были уже сочтены, несмотря на все ее стремление отстоять свои позиции. Угасающая древность словно торопится завершить свои «мемуары»: стены храмов Птолемеевского Египта становятся настоящими неисчерпаемыми архивами накопленных знаний, множатся справочники, подобные энциклопедиям. И, как завещание грядущим культурам, спешно переводятся на греческий язык египетские литературные и религиозно-мифологические тексты.
Египетская история в греческом словесном обличье продолжает жить в сочинениях Манефона, дух независимости и вера в приход царя-мессии — избавителя от бед иноземного ига (традиционный образ египетских пророчеств) — с новой силой возрождаются в «Апологии горшечника перед царем Аменофисом о будущей судьбе Египта». Египетская религия с ее идеей бессмертия покоряет греко-римский мир, изверившийся в собственных земных и небесных владыках.
Коптские кресты. Надгробный камень. IV в. н.э.
«Град у моря» — Александрия, скорая гибель которого предрекается в «Апологии», еще шлет своих посланцев, несущих культ Исиды и богов ее круга за пределы Египта, и на улицах Рима устраиваются в честь «владычицы мира» пышные празднества. Но пройдет немного времени, и средоточие греко-египетской языческой культуры, позднеантичной философии, литературы и науки, великий город, где впервые соединились судьбы Востока и Запада, станет торжества христианства и превратится в важнейший центр христианского богословия и миссионерской деятельности. На смену Деметрию Фалерскому, основателю Александрийского мусейона, греко-иудейским богословам Филону Александрийскому и Аристобулу, гностикам Валентину и Василиду придут страстные проповедники новой веры: Павел Фивейский, первый отшельник Верхней Фиваиды, и Антоний — основатель пустынножительного монашества, великий аскет Макарий и Пахомий — родоначальник «киновитского» (общежительного) монашества, Афанасий Александрийский, Шенуте, архиепископ Кирилл, Климент Александрийский. Египетский мистицизм, многовековая отточенность культуры религиозного текста получат вторую жизнь, преобразившись в александрийской символической школе богословия, в монофизитстве коптов. И не уходят ли идеи христианского монашества и пустынножительства, впервые рожденные в Египте, своими сокровенными корнями в древнюю веру египтян в посмертное преображение, «просветление» в пустынях Запада и в то, что земная жизнь — это только сон? И «нигде,— согласно Евсевию Кесарийскому,— слова евангельского учения, ни над кем не явили столько силы, как в Египте», ибо там за тысячи лет до первых христиан напряженно переживали великую тайну преодоления смерти.
Египет Древний с его богатой сказочной литературой, изобилующей чудесами, вновь оживет в памятниках коптской агиографии. Египетская магия, так и не покорившаяся этическому началу и всегда оттеснявшая его на второй план в культуре языческой, проникнет в гностические сочинения, в коптскую и эфиопскую апокрифическую литературу. Египет Древний будет жить в крови коптов, в их языке и быте, в литургических песнопениях, иконографии. Египет древнехристианский неожиданно возродится в наше время в коптской практике пустынножительства и аскезы, в воссоздании древних монастырей Нитрийской долины и Западной пустыни… Культура Египта Древнего едва уловимой нитью вплетется в последующую культуру Египта исламского, и ее наследие доживет до сего дня в отдельных чертах быта и верований феллаха-мусульманина. Культура фараоновского Египта, связь с которой поначалу отвергалась и христианами и мусульманами, ныне рассматривается всеми египтянами как неотъемлемая часть их исторической и духовной традиции.
Расскажи друзьям:
Оцени:
(14 гол., ср.:4,43 из 5)
Загрузка...
